Текст. Ч.1.

Приветствия благочестивых да пребудут также над пресветлой святой могилой и благоуханной священной высокой усыпальницей светильника опочивальни правления, кипариса садов имамата, четвертого светила небес халифата, единоборца /3а/ ристалища мужества, жемчужины собрания (Букв. «шкатулки») друзей господних, полной луны созвездия святых, перла из моря познания и таланта, предводителя двенадцати имамов, победителя всех победителей — ‘Али б. Абу Талиба — мир над ним, над родом его и над благородными сподвижниками его!

Итак, в зеркале разума прозорливых и в зерцале таинств и откровений мудрецов — ревнителей истины сияет [утверждение], что племена бани арделан и их достойные правители и хакимы с давних времен и поныне [проживают] в областях Мосула и Диарбекира, [в] других [районах] Курдистана (Букв. «в других Курдистанах») и в Бабане [и] занимают трон правления. [Их правители] были современниками Чингиз-[хана] и эмира Тимура Гургана, и из государей никто не держал над ними владетельной десницы. К миру они относились с полнейшим безразличием (Букв. «не ставили ни во что»), были своевольны в отношении повелителя и властелина в той стране и посягали на окрестности и окраины. Однако книги, в которой бы рассказывалось об их обстоятельствах, не написано и /3б/ не составлено, и потому история того племени осталась скрытой за завесой тайны, а истинное положение их дел — неизвестным, [сокрытым] в потаенном уголке. Поэтому ничтожнейший из слуг господа и незаметнейший из рабов Аллаха — Хусрав б. Мухаммад б. Манучихр Бани Ардалан, [который] в действительности за такое дело никоим образом не принимался и не жаждал снискать [чье-то] благосклонное внимание, а проводил время без всякого дела и занятия и таким образом дожил до старости (Букв. «довел день до ночи»), занялся написанием этих нескольких словес, возымел [к делу] чрезвычайный интерес и приступил к составлению этого сочинения, записал и отметил [все], что нашел в Шараф-наме, слышал от мудрых или читал (В тексте: «видел») в других уважаемых книгах — помощь и содействие от господа!

О курдах бани арделанах

Вилайет Курдистана — обширная страна, огромная область с высокими горами. Начинается он от Хормозского залива [и простирается] до вилайета Мараша и Мосула, охватывает Луристан и часть Ирака Арабского и Персидского [и] кончается у владений Фарса. Все эти племена почитают мусульманскую веру за исключением группы, что во время завоевания Омейядов проживала в священном городе — благоуханном, [как] рай, Дамаске. Через несколько дней они оттуда выехали и прибыли в Курдистан. Один из мюридов заблудшего шейха ‘Ади, который принадлежит к Марванидским халифам, их обманул. Они свернули с пути шариата [и] пророка, ступили на путь заблуждения и признали своим величайшим властелином дьявола. Они почитают себя искренними приверженцами Йазида и нечестивыми противниками имама, погибшего за веру, /4б/ предают анафеме его святость [божьего] избранника ‘Али и хулят великих веры — [да горят] вечно те злокозненные злодеи в огне! Под конец… (В тексте лакуна) — [Да пребудет] проклятие Аллаха над ними всеми!

Рассказ о происхождении Ардалана и их (Слово «их» добавлено на полях) сыновей

Хотя о происхождении Баба Ардалана существуют различные [мнения] ¹ и истина не установлена, по преданиям (Букв. «говорят») они являются потомками Ардашира Папакана, а начало их правления приходится на время царствования Чингиз-хана.

Поскольку существо его было замешено на воде и глине доброкачественности и был он добродушен и добропорядочен, прекрасного нрава и похвального поведения, добронравен и добродетелен, опекал раийятов и [вызывал своими] обычаями одобрение, [был] благочестив, мудр, рассудителен и чист помыслами, с народом обходился по-хорошему и почитал закон и порядок, [Баба Ардалан] добился исполнения приказов и запретов, совершил много достойных дел, заселил вилайет и благоустроил, установил добрые правила и порядок. Благодаря таким достойным обычаям и выдающимся деяниям, таким похвальным качествам и одобряемым поступкам уже долгое время управление и верховная власть принадлежит семейству и высокому роду того благородного эмира, его сыновьям и внукам. И, погнав коня Тариба на ристалище самовластия, [Баба Ардалан] /5б/ после долгого периода [правления] унес пожитки из мира бренного во дворец вечности. На троне правления его сменил его сын Калул. Господь делает, что пожелает, и «устанавливает, как хочет» (Коран, V, 1).

Калул б. Ардалан

После смерти великого родителя он утвердился на троне правления, лучи его милости озарили положение подданных и всех [господних] тварей. Жители вилайета вверили себя (Букв. «голову») начертанному в его фирмане. Он заковал руки бедности и нужде, распахнул врата великодушия и благодеяний, посвятил [свой] досуг подданным и народу, занялся делами страны. [Калул] хорошо знал порядок дел, основоположения и законы религиозной общины, удовлетворил далекого и ближнего, как мог соблюдал обычаи правления и властвования. Он совершил много достойных деяний и некоторое время спустя бил принят под сень господней милости. На его место воссел его сын Хизр.

Хизр б. Калул

Упоминание об Илйасе б. Хизре

После смерти отца он занял трон правления и распахнул перед знатью и простонародьем врата щедрости, благотворительности и справедливости, звоном литавр известил далекого и ближнего о [своем] правлении, великого и малого оделил блюдом с уставленного [яствами] стола [своих] благодеяний. [Был он] правителем правосудным, наделенным искренним чистосердечием, творил всевозможные благочестивые и добрые деяния. К нему на службу спешили великие, знатные и достойные [люди] вилайета. Он отличался благородством и благонравием, обширностью познаний, убранством из благовоспитанности и учтивости, был великодушен и чист, наделен непомерной щедростью и совершенством храбрости, славился похвальным нравом и одобряемыми деяниями, величайшей милостью, чистотой очевидного и сокровенного. Особенно он выделялся и отличался в почитании уложений шариата, [заботой о] делах державы и [обереганием] спокойствия войска и раийятов. /7а/ Спустя некоторое время, в продолжение которого он ревностно соблюдал обычаи правления и занимался обязанностями властителя, [Илйас б. Хизр] отстранился от упорядочения дел державы и покинул бренный мир, умер — «у него власть над всем, и к нему возвращены будете» (Коран, XXVIII, 70). Его сын Хизр стал править вместо отца.

Хизр б. Илйас

Добродетели Хасана б. Хизра

Когда [Хасан] кончил оплакивать родителя, он исполнил законы и установления отцов и дедов. Чтобы устроить [все] наилучшим образом, сопутствуемый счастьем молодости и [наделенный] острым умом, благовоспитанностью и прекрасными качествами, он завершил похвальные начинания своего отца, /8а/ не дал [их] уничтожить ветру [бренности]. Он совершил деяния одобряемые, подобающие и должные и занялся делами державы, благоустроил войско и раийятов, озарив лучами благосклонности положение далекого и ближнего. Великого и малого, могущественного и слабого, тюрка и таджика, юношу и старца — [каждого] он признал на его месте, распахнул врата щедрости, великодушия и милости, ублаготворил и осчастливил знать и простонародье. Наряженный в убранство справедливости и благодеяний, украшенный набожностью и примерным поведением, отмеченный верой и благочестием, известный совершенством разума и рассудительности, он воздерживался от запретных игр и греховных деяний, что вызывает удовлетворение наисвятейшего господа и способствует [благо]денствию миродержца, раийятов и войска.

[Стихи]

Описание [правления] Баблула б. Хасана

Когда Баблул вместо отца воссел на правление, он раскрыл десницу щедрости и великодушия и закрыл врата бедности и нужде. Он изволил одарить раийятов и войско деньгами и товарами без счета и осчастливил население вилайета подобающими милостями. [Баблул был] правителем мудрым, справедливым, покровителем раийятов [и] великодушным эмиром, прекрасноликим и льву подобным, правосудным и щедрым. Когда восшествовал он на престол правления, не было [ему] подобных по доброте и благородству, храбрости и мужеству. Куда бы ни пошел [Баблул] — /9а/ возвращался победителем, в какую бы страну ни направлялся — шелк его счастливого знамени овевал ветерок победы и триумфа. Словом, на поле брани был он отважен и смел, в сражении превосходил льва и леопарда, мужеством [напоминал] Рустама, в схватке поражал саму смерть, пока смерть не ухватилась за [его] подол. Он вручил душу, подчиняясь судьбе, и исполнил указание господа. На его месте утвердился его сын Мунзир и озарил лучами своей милости и щедрости положение дальнего и ближнего.

Деяния Мунзира б. Баблула

Поскольку среди современников и правителей мира [Мунзир] не имел себе равных по мудрости и познаниям, по щедрости, благородству нрава и красоте поведения, он расстелил ковер правосудия и справедливости в упорядочении дел княжества, в удовлетворении запросов подданных и нужд (В тексте: «дел») общины, чоуганом отваги похитил у себе подобных и равных мяч доброго имени на ристалище мужества и унес за пределы [ристалища]. Жителей той области он привел к послушанию и покорности (Букв. «сделал себе покорными и послушными») и некоторое время вершил дела власти. Население вилайета благоденствовало под сенью мира и спокойствия, знатный и нищий [почивали] под покровительством его милости на ложе отдохновения и безопасности. Когда подошел смертный час, [Мунзир] назначил Мамун-бека своим преемником, оставил все, что собрал, перевез пожитки во дворец будущей жизни, покинул [этот] мир, умер. Ему наследовал его старший сын — тот, у кого в его стране /10а/ остается памятью о нем сын, не умирает (В тексте: «жив»).

Свершения Мамун-бека б. Мунзира

Когда [сопутствуемый] счастливой звездой и победоносным счастьем, благоприятным часом и благословенными днями, более радостными, чем день Нового года, Мамун-бек протянул десницу желания к шее возлюбленной и отведал сполна нектара из чаши владычества, он добился полной независимости в делах власти, врагов державы сразил и унизил, друзей и сторонников облагодетельствовал и осчастливил, прославив на [весь] мир [свое] великодушие и щедрость. Его блестящий меч очистил страну от грязного мусора врагов, дальнему и ближнему он дозволил вкусить из чаши желания чистого прекрасного напитка милости. Калам, прославляющий его справедливость, начертал письмена [его] правления на скрижалях владычества, достойное одобрения естество его было отмечено в мире многообразием благородных качеств и научными познаниями.

В той стране от бедности и нищеты не осталось [даже] названия, [не осталось] и признака нужды. Его приказу была покорна большая часть вилайета. Когда прошло тридцать два года его правления, [Мамун-бек] созвал прославленных вельмож страны и знать державы [и] сказал: «Истекло ныне время нашего правления, подошла к концу эпоха могущества. Хочу, чтобы нукеры и раийяты, что пребывают под [защитой] господа творца, не испытали затруднений и воцарилась справедливость. Вилайет следует разделить между сыновьями».

Таким образом, /11а/ Бика-бека, самого старшего из сыновей, самого образованного и умного, он поставил правителем над округами Залм, Гуламбар, Шахризур, Шамиран, Хавран, Аван и Нафсуд; Сурхаб-бека назначил управлять округами Хашли, Махрибан (Мариван), Тануре, Калаш и Ншекас, а Саруджик, Карадаг, Шахрбазар, Алан ³ — до Имадии препоручил и передал Мухаммад-беку. Из-за мужества и доблести, [присущих] покойному Мамун-беку, племена бани арделан ныне называются еще и мамуни. После этого прошло таким образом много времени, и Мамун-бек прошествовал из этого дворца, в обычае которого насилие, в высший райский сад, ответствовал господу: «Я готов!» — и обратил ущербный лик ко дворцу будущей жизни. «Все, что есть, гибнет, кроме его существа; ему принадлежит суд, и вы к к нему возвращены будете» (Коран, XXVIII, 88).

Рассказ об обстоятельствах Бика-бека б. Мамун-бека

Когда Мамун-бек отстранился от власти и простился с бренным миром, [его] сыновья — каждый охраняемый [богом] на своем /11б/ месте — занялись [делами] власти, заботились о раийятах; управляли вилайетом и жили в свое удовольствие. [Братья] признали Бика-бека старшим, проявили покорность, стали ему служить и снискали его одобрение. Каждый занялся правлением в своем вилайете. Сорок два года спустя Бика-бек переселился из обители тщеславия во дворец радости. «Таково предопределение сильного, всевышнего» (Там же, VI, 96. Автор изменяет ***). Владения наследовал его сын Мамун-бек как наследник и сообразно заслугам. Он воссел на престол эмирата и закрыл в мир путь затруднениям и бедствиям.

Обстоятельства Мамун-бека II, сына Бика-бека

По прибытии [войска] в окрестности Шахризура произошла встреча противников. После долгого сражения и битвы, бесчисленных попыток и усилий ни эта сторона не одержала победы, ни другая не понесла поражения. [Мамун-бек], видя, что сражаться бесполезно, укрылся в крепости Залм. Султан Хусайн с войсками Турции и отрядами более многочисленными, чем звезды, осадил ту могучую крепость и отрезал обитателям крепости пути входа и выхода.

Упоминание о правлении Сурхаб-бека

Когда Сурхаб-бек присоединил к своему вилайету Залм и Шахризур, [в отношениях] с населением Турции он стал следовать путем единодушия. После того как в делах правления он добился полной независимости и привлек к себе далекого и ближнего, [Сурхаб-бек] распахнул врата дружбы и союза с шахом Тахмасбом Сафави и [избрал] путь вражды с населением Турции. Это вызвало гнев и недовольство властелина (Имеется в виду турецкий султан), он освободил Мамун-бека из заточения, облачил его в почетные одежды. [Область] Хилле находилась во владении сыновей и внуков Мамун-бека II до 1004/1595-96 г. ⁵.

Сурхаб-бек, захватив Шахризур и Залм, одержал также победу над своим братом Мухаммад-беком и завладел его вилайетом тоже. Когда злосчастный брат шаха Тахмасба Алкас-мирза, опасаясь брата, бежал в Турцию ⁶, /13б/ там его прибытие (Букв. «присутствие») восприняли с удовлетворением, дали ему многочисленные войска с военачальником и направили в Иран. Он отовсюду производил набеги, сражался, но ничего не добился. Когда Алкас-мирза, разочарованный в [турецких] войсках, понял, что никакого толку от них не будет, он утратил надежду на Турцию, прибег к покровительству Сурхаб-бека и попросил его заступиться за него (Букв. «за его грехи») перед его величеством шахом.

Сурхаб-бек обратился к шахскому двору с прошением, просил его проступки простить и помиловать за грехи. Шах Тахмасб втайне обрадовался такому делу, для вида брата помиловал и его проступки простил, написал ему послание, [что его] прощает, и, кроме того, передал ему через Шах Ни’маталлаха Кухистани управление вилайетами [обоих] Ширванов. Алкас-мирза, удрученный [собственной] беспомощностью и снедаемый беспокойством за свою жизнь, направился ко двору шаха. Тотчас по [его] приезде [шах] приказал /14а/ его арестовать, и его заточили в крепости Кахкахе. Через год его убили. Благодаря такой выдающейся услуге Сурхаб-бек снискал подобающую милость и безграничное благоволение, был вознесен и осчастливлен различными благодеяниями. Кроме того, ему было назначено в вознаграждение постоянно тысяча туманов наличными из государевой казны ежегодно.

Преодолев стоянки и переходы, [Рустам-паша] /14б/ прибыл в Шахризур. Сурхаб-бек не нашел в себе сил оказать сопротивление бесчисленным турецким войскам — [вместо] улицы спасения узрел тупик, а турецкое войско могучим — и укрылся в крепости Залм. Турецкая армия осадила крепость и начала грабить и разорять округа Шахризура. Осада длилась целых два года, пока на помощь осажденным (В тексте: «обитателям крепости») от шаха Тахмасба не поспешил Хусайн-бек с многочисленным отрядом. Османские войска сняли осаду, а их военачальник тут же без битвы и сражения простился с царством бытия. Османские войска оказались в долине бессилия и растерянности и остались скитаться по пустыне смятения (Букв. «безногие и безголовые»). Жители выгнали из крепости коня отваги и занялись захватом богатств и коней, снаряжения, имущества и вьючных животных, [которые принадлежали] воинам ⁸.

[Так как] в крепости не осталось, могучих мужей, некий Мухаммад-паша из румийцев посчитал момент благоприятным и приступил к [захвату] крепости и [покорению] жителей крепости. /15а/ [Подобно] безумному подступил он к крепости, завладел укреплениями и относящимися [к крепости округами]. Отчаявшийся и потерпевший неудачу Сурхаб-бек был вынужден выразить туркам покорность и согласился служить и повиноваться Османам. В 969/1561-62 г. вилайет Сурхаб-бека был присоединен к хранимым богом османским владениям.

Покойному Сурхаб-беку великий и славный господь даровал одиннадцать сыновей: 1. Хасан-бека; 2. Искандар-бека; 3. Асалмас-бека; 4. Шахсуар-бека; 5. Сарухана; 6. Касим-бека; 7. Султан ‘Али-бека; 8. Йа’куб-бека; 9. Бахрам-бека; 10. Зулфикар-бека; 11. Басат-бека. Короче говоря, его сын Султан ‘Али-бек, который превосходил остальных мужеством и отвагой, через три года отобрал вилайет у румийцев ⁹ и в том [же] году был принят под сень милости великого (Букв. «высокого») господа.

От покойного Султан ‘Али-бека остались два сына, поименованные Тимур-ханом и Халу-ханом — две редкостные жемчужины из шкатулки величия и славы, две высокие звезды из созвездия могущества и счастья — оба малолетние.

В это время Сурхаб-бек после шестидесяти семи лет правления и независимой власти отвратил чело от [бренного] мира и поспешил в мир потусторонний. На ковер (Игра слов: *** — «ковер» и имя собственное) власти ступил сын Сурхаб-бека Басат-бек. Вилайет /16а/ от блеска его правления воссиял подобно сверкающему солнцу, а территория той области стала привлекательнее сада и цветника.

Описание правления Басат-бека, сына Сурхаб-бека

Жители вилайета возрадовались и возликовали [при лицезрении] блеска восшествия Басат-бека, [и] все достигли свершения своих чаяний. Был он могущественным правителем и благородным эмиром и сполна наделен способностями и разумом. Жителей вилайета он всех почитал своими благожелателями, и сокровищница его груди была наполнена монетами и драгоценными камнями учености и талантов. Большую часть времени он занимался поклонением всевышнему владыке, озарил лучами благосклонности положение войска и раийятов, делами населения вилайета [занимался] лично и без посредников.

[Так] он правил, пока Тимур-хан и Халу-хан не достигли возраста зрелости и не стали отличать добро от зла и прекрасное от дурного. Они обратились за покровительством ко двору шаха Исма’ила II, [но] у них ничего не вышло — шах Исма’ил /16б/ ответствовал судьбе: «Я готов!», и солнце его жизни закатилось. Он перенес пожитки в потусторонний мир, в Иране наступила смута, и среди народа начались волнения и мятежи.

Упоминание правления Тимур-хана, сына Султан ‘Али-бека

На троне правления утвердился Тимур-хан. [Полустишие].

[Этот] эмир с устоями государя и чистый помыслами, украшенный щедрой десницей, отвагой и правилами разумного поведения, правосудный и добронравный, утвержденный божественными утверждениями и вспомоществуемый вспомоществованиями восхваляемого [господа], озарил блеском [своей] милости весь вилайет, /17а/ осчастливил и возрадовал знать и простонародье столицы. В храбрости [он проявлял] мужество, в мужестве — благородство.

Поскольку в Иране не было хозяина, а в [иранской] державе — центральной власти, [Тимур-хан] сговорился с турецким султаном и со стороны османских власт[ей] был обласкан с совершенною милостью, так что каждый год постоянно ему было назначено помимо великих милостей сто тысяч акче от султанского двора. [Тимур-хан] поделил вилайет между четырьмя своими сыновьями. Сенендедж, Хасанабад, Кызылдже, Залм и Шахризур он препоручил своему старшему сыну Султан ‘Али; Карадаг изволил передать Будак-беку, а районы Маривана пожаловал Мурад-беку, [который был их] моложе. Шахрбазар он поручил Мир ‘Аламаддину, самому младшему из всех [братьев].

Через некоторое время [Тимур-хан] завладел Керманшаханом, Сонкором ¹¹, Динавером и Заррин-Камаром, что ныне известен как Гяррус. Он возымел надежду на независимое правление. Гордый своей палицей и лезвием кинжала, /17б/ он принимал сторону то Турции, то кызылбашей. [Тимур-хан] в любую сторону гнал коня отваги и своеволия, грабил и разорял окрестности, угонял скот и овец. Далекие и близкие от страха перед ним были в тревоге и смятении, весь мир был устрашен им. Часть [населения] в страхе бежала, пока он не начал грабить повсюду. [Тимур-хан] напал и ограбил вилайет ‘Умар-бека Калхура. [Калхоры] прибегли к покровительству Шахвирди-хана Лура, чтобы с его помощью спастись из смертельной пучины.

Прошло несколько дней. [Тимур-хан] внезапно напал на Гяррус, желая [захватить] поля и нивы. В те времена правителем тех [районов] был Даулат-Йар-султан Сийах-Мансур. Он собрал отряд и перерезал им путь. Дело кончилось битвой и сражением. Тимур-хан победил, гяррусец был побежден и потерпел позорное поражение. Он поспешно бежал в крепость, закрыл крепостные ворота и засел в могучей цитадели.

После разгрома гяррус[цев] и бегства Даулат-Йара Тимур-хан, [побуждаемый] самонадеянностью, подошел к подножию крепости Заррин-Камар и стал обстреливать крепость и башни, что служили образцом /18б/ настоящих укреплений, из ружей и камнеметов (Букв. «бросать камни»). Согласно божественным предопределениям в соответствии [с изречением]: «…когда наступать будет срок для них, тогда ни ускорить, ни замедлить его они не смогут» (Коран, VII, 32 и XVI, 63), Тимур-хан был смертельно ранен пулей, тут же вручил душу создателю, убрал пожитки из мирского обиталища и унес в потусторонний мир. Его тело отвезли в его вилайет. Это событие произошло в 998/1589-90 г. После него на ковер власти ступил его брат Халу-хан.

Описание событий [правления] Халу-хана

Когда Халу-хан вместо брата оперся на подушку правления, вилайет воспрянул и обновился от его обетов, раийяты и жители безмерно ему обрадовались. Благодаря его справедливости дела вилайета обрели блеск и обновление. Распустилась желанная роза в цветнике надежды и упования для великого и малого.

Он озарил положение войска и армии сиянием милости и благосклонности, лучами /19а/ благорасположения осветил положение раийятов и подданных.

Вторая — крепость Хасанабад, что принадлежит к постройкам Узун Хасана. Воистину, в мире не было и нет [другого] места такой высоты, изобилия воды и простора. Третья — крепость Мариван. Каждую крепость, дворцы, /19б/ бани, мечети, рынки и базары [Халу-хан] достроил, и ныне от них всех сохранились развалины (Букв. «видны следы»).

Постепенно [Халу-хан] прекратил общение и дружбу с Румом и кызылбашами и стал править независимо. В 1019/1610-11 г. Хусайн-хан Лур подошел к крепости Хасанабад, чтобы сразиться с Халу-ханом и перебить население Курдистана, и понес заслуженное наказание. Когда [Хусайн-хан] увидел, что его знамя поникло, он заменил знамя хвостом, а калам — ушами (?) и в расстроенных чувствах поспешил в свои области. После того Халу-хан успокоился, гордый могуществом крепостей и радуясь множеству богатств, [многочисленности] войск и припасов, прочности и неприступности башен и [крепостных] стен. Шаха ‘Аббаса он посчитал ничтожеством и проводил время в розовом саду Курдистана в радости и наслаждении, в удовольствиях и приятности, довольный и удовлетворенный и не обращал никакого внимания на просьбы шаха (В тексте: «до обоняния шахской просьбы от него не доходило ни малейшего аромата»). Это вызвало /20а/ гнев и недовольство шаха ‘Аббаса, и с неисчислимыми войсками он выступил из Исфахана с намерением покорить Курдистан. Стоянка за стоянкой — и он прибыл в Исфандабад и остановился на стоянке Михам ¹⁴.

Шах ‘Аббас признал слова Али-Бали разумными и справедливыми. Оттуда он уже не смог продвигаться дальше. [Шах] возвращается [назад], направляет послов и послания и распахивает врата согласия, удостаивает Халу-хана достойных милостей, ублажает многочисленными наградами. Под конец Халу-хан раскрыл врата покорности и послушания, путь вражде изволил преградить и направил ко двору государя своего сына Хан Ахмад-хана с достойным даром.

Когда [Хан Ахмад-хан] предстал /21а/ пред его величеством, [государь] осчастливил его всевозможными милостями ¹⁶. В связи с этим Али-Бали был повышен в должности, и до воцарения Фатх ‘Али-шаха Каджара его сыновья и внуки были в Керманшахане беглербегами и хакимами. [И] ныне в здешних (Букв. «тамошних») округах все они владеют поместьями, низменными угодьями и недвижимым имуществом и благоденствуют вполне, хотя и не занимаются [более] делами власти и управления.

Словом, Хан Ахмад-хан, обладая прирожденными дарованиями, изо дня в день удостаивался при государе все больших милостей. Под конец дело дошло до того, что шах ‘Аббас вознес свою непорочную сестру, [эту] непросверленную жемчужину из ларца шахского рода, солнце, вскормленное под сенью господнего охранения, Высокое Ложе и Великое Покрывало, пожаловал Хан Ахмад-хану [в жены] ее высочество величайшую княжну Заррин-Кулах и удостоил его родства с собою.

После празднества и свадьбы каждый день [шах ‘Аббас] возносил Хан Ахмад-хана новой милостью, возвышал и отличал его среди равных и подобных безграничными ласками. За какое-то время таким обхождением [шах] склонил Хан Ахмад-хана /21б/ на свою сторону. Шаху было ясно, что Халу-хан по своей воле и желанию не приедет к его величеству государю. Встречу с ним он считал необходимой и полагал, что бессмысленно [надеяться] на его прибытие. По этой причине он весьма сожалел и печалился.

[Хан Ахмад-хан] получил от государя дозволение ехать (Текст рукописи искажен, читаем по тегеранскому изданию) и прибыл в вилайет Курдистана ¹⁷. Лучами милости он озарил положение жителей вилайета, осчастливил знать и вельмож подобающими милостями. При встрече с отцом [Хан Ахмад-хан] удостоился лобызания руки. Халу-хана задело рассыпание денег и веселье /22а/ прославленного сына. Он приказал принести много изюма и орехов и разделить между собравшимися. Перед каждым положили по горсти изюма, по две горсти орехов и два камня, чтобы орехи колоть и [доставать] ядра ¹⁸.

/22б/ Хан Ахмад-хана это событие обеспокоило и озаботило — как он будет держать ответ за обещанное и где (Букв. «у кого») найдет выход из этого положения? Смущенным и растерянным [остался Хан Ахмад-хан] в долине смятения и пустыне размышления. [В конце концов] он был вынужден ту могучую твердыню осадить и уповать на расположение бога и милость государя.

Когда ищущий славы властелин-солнце перенес пожитки отдохновения из этой голубой цитадели в западную крепость и ночной бродяга-месяц ступил на ристалище с отрядами звезд и светил, Хан Ахмад-хан добрался до подножия крепости и известил о том свою мать. В то время как Халу-хан спокойно почивал на ложе и отдыхал в одеянии сна, Хан Ахмад-хан, руководимый силой [божественного] вспомоществования, поднялся той ночью на [стены] крепости, что служит образцом и примером настоящих укреплений, завладел [ею] и назначил несколько человек /23б/ охранять и оберегать башни, бастионы и ворота. Сам [Хан Ахмад-хан] со считанным числом людей — каждый при стрелах, щите и аркане — без промедления и оповещения направился туда, где [находился] отец. Его тотчас схватили и отправили в Исфахан, к шаху ‘Аббасу ¹⁹.

[Халу-хан] предстал пред государем гордый и великолепный. После того как ему были оказаны полный почет и уважение, [государь] усадил [Халу-хана] в благословенном меджлисе, отметил подобающими и выдающимися милостями и украсил грудь и плечи его (Букв. «его жизненных обстоятельств») красочным, достойным [его положения] почетным одеянием, вознес его особыми щедротами и отличил почетными халатами. [Оказав] всевозможные милости и беспредельное уважение и почет, [шах ‘Аббас] его отпустил и направил в Курдистан, и [Халу-хан] озарил лучами прибытия жилища вилайета ²⁰. Грамота на управление вилайетом Шахризура и Курдистаном была пожалована /24а/ и обнародована на славное имя Хан Ахмад-хана, и эта радостная весть достигла слуха знати и простонародья.

Добродетели Хан Ахмад-хана, сына Халу-хана

Когда [Хан Ахмад-хан] кончил опекать раийятов и ублажать подданных, он занялся снаряжением армии и войска. [Хан Ахмад-хан] собрал целое войско (В тексте: «сборище») и, подготовив военное снаряжение и оружие, стал посягать на Румское государство, грабить и разорять те земли. Первым делом он с /24б/ подготовленным и снаряженным войском задумал искоренить и истребить племя безбожников-билбасов.

[Хан Ахмад-хан] вознес драконо[подобное] знамя славы и доблести, раскрыл десницу мужества, повязался поясом решимости, заломил шапку отваги, закалил поражающий врага меч, а аркан намерения закрепил и, уповая на помощь бога и вспомоществуемый чистыми имамами, с войском без границ и числа стремительно двинулся на мукри и билбасов. [Хан Ахмад-хан], исполненный великолепия, с победоносными войсками преодолел труднопроходимые пещеры и заросшие деревьями дороги и озарил лучами прибытия то неприступное место. Билбасы, прослышав эту наводящую ужас новость, выступили сплоченно с неисчислимым сборищем, чтобы сразиться. Противники встретились, [дело] кончилось битвой и сражением. Когда обе стороны напали друг на друга и сразились, а оба племени принялись разить и вязать, войска Курдистана благодаря смелым атакам прорвались вперед, смело и бесстрашно напали на их центр /25а/ и рассеяли их сплоченные [ряды]. Билбасы обратились в бегство, потерпели позорное поражение и поспешили к себе. Большая часть того племени [была] перебита, многие захвачены [в плен] и [лишь] немногие выбрались оттуда полуживыми, посчитав за благо [спастись] бегством. Удрученные прибыли они домой к своим семьям, тут же перевезли их на вершины высоких гор и укрылись в укреплениях ²².

Снова собрал [Хан Ахмад-хан] целое войско, с двадцатью тысячами конников.и пеших и многочисленными отрядами остановился у дороги и приготовился к бою и сражению. Завязалась новая битва, и несколько человек из войск Курдистана [были] отправлены в страну небытия. Снова [билбасы] бежали, будучи не в силах устоять. Храбрецы повернули за ними, налетели и настигли то племя. [Многих] перебили и многих захватили в плен. Победоносные храбрецы завладели неисчислимой добычей и не остановили коня устремления, пока не подошли к их (билбасов) укреплению.

[Так обстоят дела], пока к ним в лагерь не приходит красавица из женщин того племени, чтобы подшутить над ними. Она оскорбляет Хан Ахмад-хана и, насмехаясь, говорит: «Почему медлите с завоеванием крепости?» [Хан Ахмад-хан] говорит в ответ: «Дорога туда неизвестна и путь закрыт. Поэтому нет возможности подняться на вершины [этих] гор и настичь то племя злоумышленников».

Та мужественная женщина (Букв. «львица»), выслушав эти слова, показывает на свое особое место [и] говорит: «Здесь тоже не было прохода. /26а/ [Испытанные в] сражениях мужи приложили там усилия и проложили путь с помощью атак, [от которых] лопался желчный пузырь, и блестящих мечей, не имеющих ножен».

Хан Ахмад-хан закипел благородным негодованием () и [обратился] к победоносным войскам. Воззвал он к храбрецам — охотникам на львов, к [искусно] владеющим кинжалом пехотинцам, к стрелкам непреклонным, как Марс, к латникам величественным, как Сатурн, и, уповая на создателя праха и плоти, еще более укрепился в своей решимости. Вспомоществуемый и руководимый господом, помогающим [нам] в делах, [Хан Ахмад-хан] решил двинуться вверх и с помощью его святости господа смог пройти тем путем.

Когда, [продвигаясь] той суровой и узкой тропинкой, они приблизились к укреплению того племени, билбасы от сильного страха и ужаса решились на сопротивление и начали сбрасывать камни и стрелять из ружей, стеснив для храбрецов ристалище жизни. Дошло до того, что они вот-вот проявят слабость. [Тогда] храбрецы обнажили меч мщения и, прикрываясь вместо щита грудью, бросились на их крепость. Старого и малого, юношу и старца из того племени они порубили мечами. /26б/ Воинам Курдистана достались несметные богатства и добыча. Часть того сборища они умертвили.

После бесчисленных ласк и милостей он избрал троих среди их главарей и каждого где-нибудь поставил счастливым правителем: Ревандуз препоручил Кара Хасан-беку, Халид-бека назначил правителем и повелителем Хушнава, ‘Усман-бека — эмиром Имадии. /27а/ Поскольку Кара Хасан-бек превосходил их разумом и совершенством, ученостью и красотой, мужеством и храбростью, отвагой и неустрашимостью, [Хан Ахмад-хан] назначил [его] эмиром и полновластным распорядителем над другими, изволил таким образом поставить его во главе ‘аширатов и кабиле, [которые обитали] в тех пределах. [Кара Хасан-бек] прославился и вошел в поговорки могуществом власти и отвагой, храбростью и ученостью. Тот самый Мир-и Равандуз, что владеет в настоящее время Эрбилем, Коем, Хариром и Имадией, принадлежит к его потомкам ²³.

Племена дарвиш и мухаммад-рашид-бек происходят от Халид-бека, эмира Хушнава. Они принадлежат к бани арделанам, прибыли в те районы и [там] поселились в правление Хан Ахмад-хана и постоянно занимали должность вакила Курдистанского вилайета. Помимо того что они были вакилами при прославленных личностях, [потомки Халид-бека] занимали [и другие высокие] должности.

Словом, Хан Ахмад-хан решил истребить и уничтожить племена дашни ²⁴ и пошел на то сборище. /27б/ Когда он подошел к тем окрестностям и [люди] того племени об этом узнали, они смело, не ведая страха, многочисленным отрядом вступили в битву и сражение. При встрече воинственные храбрецы с обеих сторон ударами меча и копья отослали многих прославленных мужей в области небытия, [сбросив] с коня жизни. Под конец ветерок победы и торжества повеял в сторону (Букв. «на обстоятельства») курдистанского войска. [Племена] дашни и халиди обратились в бегство и направились в свои районы. Их преследовали [целые] сутки. Победоносные храбрецы захватили много голов [скота], пленников и добычи без числа. Оттуда [Хан Ахмад-хан] назначил правителей для Коя и Харира и пошел на Мосул ²⁵. [До Мосула оставалось] шесть фарсахов, [когда местный правитель], убедившись, что у него нет сил для сопротивления, бежал в сторону Халеба — ушел, оставив вилайет. Хан Ахмад-хан поставил там своего ‘амила. К /28а/ Хан Ахмад-хану прибыли с многочисленными дарами ‘амили и эфендии Мосула. Каждого из них сообразно должности и положению он отличил прекрасными, [как] солнце, почетными халатами и достойными милостями.

По наведении порядка в той стране он написал о [своих] действиях шаху ‘Аббасу. Тот прислал для него почетный халат, подобный солнцу, украшенный драгоценными камнями кинжал, собственного коня, [быстрого], как молния, и написал такой ответ: «Ты должен завладеть обителью мира — Багдадом и присоединить к хранимым богом владениям».

И [Хан Ахмад-хан] благодаря помощи и покровительству вседарующего господа /28б/ повернул на Керкук, завладел тем округом тоже ²⁶ и пошел на Багдад. [Хан Ахмад-хан] подошел к той твердыне, чье основание [высится] в небесной сфере,— к Багдаду и осадил [его]. О его храбрости и отваге прослышали далекие и близкие, поэтому, когда он окружил крепость, жители Багдада, хотя вначале и начали военные действия, вскоре смирились. Первым с подобающими дарами к Хан Ахмад-хану прибыл кахйа ²⁷ обители мира — [Багдада] с группой уважаемых людей, с [вое]начальниками и величайшими эфендиями. Они разверзли уста извинения и раскрыли крепостные ворота. Затем к нему на службу прибыл валий Багдада с [данью] деньгами и натурой без счета, привез с собой коней арабской породы со снаряжением и сбруей из золота, с дорогими прекрасными тканями и ценными подношениями (Букв. «товарами») и снискал всевозможные милости.

На следующий день великолепием [своего] прибытия Хан Ахмад-хан уподобил обитель мира — Багдад /29а/ вечному раю, озарил сиянием милости городские крыши и ворота. Снова преподнесли ему достойные дары, великолепные подношения и неисчислимые богатства. Его верным слугам тоже передали значительную сумму [денег], и оттуда в полном удовлетворении [Хан Ахмад-хан] отправился к себе, в свои области и прибыл в Курдистан. Он дозволил своей знати и подлому люду посетить его, великого и малого осчастливил и обрадовал безграничными милостями и щедротами. Говорят, этот поход продолжался семь лет и три месяца.

Сын Хан Ахмад-хана Сурхаб-бек, который приходился шаху ‘Аббасу племянником и воспитывался при том высоком (Букв. «достигающем небес») дворе, большей частью находился в Исфахане /29б/ при шахе Сафи. Шах Сафи, видя проявленные Сурхаб-беком [высокий] ум и мудрость, храбрость и отвагу, доблесть и превосходство и слыша от вельмож и доверенных лиц о присущих ему благоразумии, великодушии и щедрости, возымел в отношении его опасения и препоручил его воспитание Шахвирди-хану Луру. Поскольку Шахвирди-хан много[кратно] вкушал неприятный напиток ядовитого арделанского кинжала и перенес неисчислимые страдания от искрометного курдистанского меча и копья — уста его еще чувствовали его горечь (Букв. «горечь от того еще не ушла из уст его разумения»), а те бесчисленные страдания еще оставались в его сердце и душе — из страха и подлости он решается отомстить.

[Шахвирди-хан] говорит государю: «Сурхаб-бек — юноша, украшенный [способностями] и одаренный, и по матери царевич. Он известен прекрасным нравом (В тексте: «нравами») и наделен похвальными качествами. Свидетельства его мужества и храбрости явны, лучи отваги и благоразумия в нем очевидны. Воистину, в царстве [появятся] разногласия и наступит смута. /30а/ Его следует устранить или приставить к нему попечителей». На шаха Сафи слова и совет Шахвирди-хана произвели впечатление. Он приказал тот вольный кипарис ослепить, и люди вырвали тому юноше глаза из глазниц ²⁸.

Хан Ахмад-хан, услышав эту страшную весть, огорчился и опечалился, и положение его изменилось. Его одолели различные недуги, и здоровье его пошатнулось. Положил он голову на подушку болезни, возлег на ложе немощности. Вселяющее надежду утро могущества сменилось наступлением непроглядной ночи слабости. Лекарь утратил надежду на его исцеление, совсем не принесло пользы применение лекарств односоставных и многосоставных и даже привело к обратному результату — болезнь стала усиливаться. У него парализовало самые жизненно важные части тела, он совершенно утратил разум и стал невменяем.

Владения [Хан Ахмад-хан возвратил] тому, кому они принадлежали, а врага поразил. Он вновь привел к покорности население вилайета, что отступило было от закона преданности и верноподданнических чувств. Часть знати державы, что сошла было с прямых путей служения, [вновь] утвердилась на стезе неколебимости, осчастливленная расположением и украшенная его заботой. Под ветерком его милости лужайка существования великого и малого поросла зеленой травой (Букв. «проросла подобно зеленой траве»), благодаря его возвышенному нраву молодое деревце жизни ближнего и далекого зазеленело и расцвело. Как и прежде он завладел областью до Мосула, /31а/ начал налаживать отношения с турками и с их повелителем, а перед жителями Ирана распахнул врата вражды. Он на все закрыл глаза и заботился [лишь] об отмщении. Он начал кружить с войском, жаждущим мести, и посягать на соседние области.

[Хан Ахмад-хан] захватил [область] от Керманшахана и Хамадана до Урмии, вышел из-под власти (Букв. «завоевания») кызылбашей и пустил в обращение самую крупную монету со своим именем. [Так продолжалось], пока в персидских вилайетах [шах Сафи] не собрал многочисленный отряд. Во главе он назначил Зал-хана и послал на Курдистан. Противники встретились на берегу озера Мариван. Вскипели те две океано[подобные] армии, взревели два моря войск, встали друг перед другом, смело приготовились к сражению. После больших стараний и усилий и бесчисленных схваток несколько мужей на том поле брани направились в страну небытия, раненные /31б/ мечом и пулей (Букв. «из ружья»). Поскольку победа и торжество зависят от предначертания господа и [только] от него, а не от человеческих усилий, персидские войска победили, а войско Хан Ахмад-хана понесло поражение. Много курдов и турок пропало в море смерти. Хан Ахмад-хан отправился в Мосул и через несколько дней там же был принят под сень божественной милости согласно [высказыванию]: «…ни одна душа не знает, в какой земле умрет она» (Коран, XXXI, 34). Поселился (Букв. «воссел») он близ [гробницы] его святости Йунуса — мир над ним — до дня Страшного суда.

История Сулайман-хана б. Мир ‘Аламаддина б. Тимур-хана

Говорят, Мир ‘Аламаддин при жизни Хан Ахмад-хана прибег к покровительству турецкого султана. Поскольку неотвратимый смертный час, [наша] участь и судьба зависят от предопределений всемогущего, он не смог ничего добиться и оттуда поспешил в потусторонний мир. Его сын Сулайман-хан в то время находился на службе у Хан Ахмад-хана. Когда [Хан Ахмад-хан] разглядел в нем храбрость, отвагу и мужество и одобрил его поведение (Букв. «движения и остановки») на пиру и в битве, он задумал покончить с ним и его погубить ³⁰. Сулайман-хан об этом догадался, поспешил ко двору шаха Сафи и обратился к нему (Букв. «туда») за покровительством.

Долгое время в пути и дома он терпел горести (В тексте: «вкушал горькую и соленую воду»), /32б/ пока у шаха Сафи не случилось сражения с турками в окрестностях Ереванской крепости. В той битве Сулайман-хан, [нанося] сокрушающие удары и нападая, как лев, острым мечом и кровожадным кинжалом убил несколько человек и потому был отмечен его величеством государем повышением в должности и милостями.

После бегства и смерти (Букв. «после смерти и бегства») Хан Ахмад-хана за дела власти взялся [Сулайман-хан]. Проправив некоторое время, он по приказу государя разрушил крепости Залм, Хасанабад и Паланган, утвердил Сенендедж столицей области и [резиденцией] правителя, заложил цитадель, дворец, бани, мечети и базары и закончил их [строительство], прорыл подземные каналы и провел по изогнутым трубам из них воду в город и во дворец ³¹.

Тем временем повелитель Рума султан Мурад-хан ³² вместе с отрядами армий той страны прибыл с намерением возвратить /33а/ обитель мира — Багдад, отобрал [город] у Ирана, присоединил к Румской державе и послал на Иран великого везира Хусрав-пашу с неисчислимыми войсками. [Хусрав-паша], минуя стоянки и преодолев переходы, прибыл в Мариван и завладел Шахризуром, Кызылдже, Карадагом и Шахрбазаром.

После смерти Сулайман-хана по совету и усмотрению Мурид-султана Калхура, что находился при Сулайман-хане надзирателем и был мужем проницательным и мудрым, рассудительным и осведомленным в каждом деле, государь препоручил управление Сенендеджем Калб ‘Али-хану, сыну Сулайман-хана, /33б/ а управление Мариваном передал его другому сыну Хусрав-хану. Сухраб-султана, сына Калб ‘Али-хана, назначили правителем Сийахкуха, область Авромана поручили [выходцу из племени] авроми, районы Палангана передали Мурид-султану, а [управлять] племенем джаф и Джаванрудом послали одного из джафов, дабы, таким образом, они голову мятежа не поднимали и были бы шаху Сафи покорны и послушны.

Калб ‘Али-хан, сын Сулайман-хана

Калб ‘Али-хан (Букв. «Когда Калб ‘Али-хан…») воссел на престол правления в 1060/1650 г. ³³. Будучи мужем правдивым, чистым сердцем и чуждым злобе, вражде и зависти, приветливым и справедливым, [Калб ‘Али-хан] с каждым обходился по-хорошему, однако собрал много имущества и богатств и в щедрости и дарении проявлял воздержание. Государь изволил назначить его во главе войска [для завоевания] Хузистана. Он повел отряд и завладел теми районами. Двадцать два года совершенно независимо он занимался делами правления, /34а/ затем отбыл из [этого] бренного обиталища, приобщился к божественной милости и воссел во дворце вечности ³⁴.

Хан Ахмад, сын Калб ‘Али-хана

Поскольку [Хан Ахмад-хан] постоянно стремился к удовольствиям и увеселениям /34б/ и был занят бессмысленными разговорами и делами, его дядя Хусрав-хан доложил об этом шаху Сулайману и испросил для себя грамоту на управление Курдистаном. Шах Сулайман тоже пожелал этого, выдал и отправил Хусрав-хану грамоту на правление и почетный халат. Когда привезли почетный халат и грамоту, Хусрав-хан выехал в Мариван. С наступлением ночи с барабаном и знаменем он сел на коня и, когда занялось утро, прибыл в Сенендедж. [Хусрав-хан] арестовал Хан Ахмад-хана, [пребывавшего в полной] беспечности, отправил его в Исфахан, а сам занялся делами правления.

Правление Хусрав-хана, сына Сулайман-хана

Когда Хусрав-хан утвердился в 1091/1680 ³⁵ г. в резиденции правителя, он распахнул врата гнета и притеснения и простер над жителями вилайета десницу несправедливости и тирании. Люди, доведенные до отчаяния его жестокостью и обидами, все сообща идут ко двору государя жаловаться и просить справедливости. Его величество их волей-неволей [принимает] /35а/ и, простив его за содеянные грехи, примиряет, успокаивает [людей] и направляет в Курдистан. Вновь, как и прежде, он совершает деяния недостойные и неподобающие, и снова народ обращается ко двору государя с жалобами на притеснение. На этот раз, помимо того, этот неразумный совершает еще несколько проступков. Например, когда жалобщики укрылись в бесте ³⁶, чтобы при удобном случае изъяснить [свое] дело государю, на них нападают Хусрав-хан и его слуги и несколько человек ранят. О случившемся узнает шах Сулайман [и] приказывает казнить Хусрав-хана. На Шахской площади на лобном месте [в Исфахане] яростные, как Марс, палачи мечом возмездия перерезали побег его жизни и свернули грамоту его существования ³⁷.

О правлении Тимур-хана Аджарлу

Рассказ о Мухаммад-хане, сыне Хусрав-хана

Управлять Курдистаном в 1105/1693-94 г. [было поручено] Мухаммад-хану. В начале его правления Сулайман-паша Бабан выступил с многочисленными отрядами, армией и войском, беспорядочным и неустроенным, желая покорить Курдистан. По прибытии в те пределы он захватил Мариван, Авроман и Сийахкух, /36а/ казнил во время похода Сухраб-султана, а в Мариване — Ибрахим-бека Мир-Искандари.

Поскольку Сулайман возглавлял бесчисленное войско и его армия была неисчислима, он сразился еще и с везиром Багдада и победил, а везира и турецкое войско обратил в бегство. По этой причине о его победе сообщили шаху Султан Хусайну ³⁸, и государь назначил ‘Аббас-хана Зийад-оглы военачальником, [дабы] с бесчисленным войском тот оказал отпор Сулайману Бабану. ‘Аббас-хан [устремился] на крыльях поспешности [и] подошел к [войску] Сулаймана Бабана. При встрече они выровняли друг против друга [свои] ряды, пустили в ход мечи и копья и начали сражение — турецкие войска на конях, кызылбаши (Букв. «армии кызылбашей») пешие.

Большую часть бабанского войска перебили, поражая мечом и из ружья, сделали тесным для них поле брани. Многие были убиты, большинство попало в плен и [испытало] унижение. /36б/ Предпочитая отступить, Сулайман Бабан бежал со считанным числом [людей], направился в Стамбул и в те районы.

Касим-султан Аврами доносит ‘Аббас-хану сардару, что Мухаммад-хан валий и население Курдистана сговорились с Сулайман-пашой Бабаном и были с ним заодно. Сардар приказал перебить жителей Курдистана. Из их голов воздвигают целую башню, а поверх всех голов кладут голову Касим-султана. Свершилось [предсказание]: «Кто выкопал колодец для брата своего, упал в него [сам]»; запечатлелось на челе времени [изречение]: «И ныне душа заплатила за то, что она совершила». Есть холм, находится он в Мариванской долине и известен как Куллин-кух (Букв. «гора из голов».) — это и есть та самая башня из голов.

После этих событий Мухаммад-хан занимался делами правления еще три года. Джихангир-султан, сын Калб ‘Али-хана, что засеял [свою] злобную грудь семенами ненависти к нему, постоянно с ним вел борьбу и враждовал, подстрекал и подговаривал народ его сместить, и в 1113/1701-02 г. Мухаммад-хана сместили.

В том же году правителем Курдистана поставили и назначили Мухаммад-хана Гурджи. Поскольку он причислял себя к людям сунны и общины (Т. е. к суннитам.), к последователям [имама] Шафи’и и его вере, [это] послужило причиной его смещения, и через три года на обстоятельствах его начертали письмена отстранения.

/37б/ Правителем Курдистана назначили Хасан ‘Али-хана, сына Мухаммад Му’мин-хана И’тимад ад-Дауле. В 1116/1704-05 г. он взялся за дела правления. Поскольку он следовал вероучению двенадцати имамов и соблюдал предписания имама Джа’фара — мир над ним!, [люди] от всего сердца стыдились его поступков и дошли до крайности, размышляя о его деле. Однако смерть не пощадила его, и через два года он направился в области небытия.

Хусайн ‘Али-хан, брат Хасан ‘Али-хана, сын Му’мин-хана

В 1118/1706-07 г. после смерти его брата Хусайн ‘Али-хан был назначен на его место, прибыл в ту область и занялся делами правления. Он тоже, подобно брату, был приверженцем имамов и последователем двенадцати. Жители вилайета им тоже [были] недовольны, решили его сместить и обратились к [шаху] Султан Хусайну. Обращение их одобрили и его с управления сместили. /38а/ Для управления Курдистаном он привез с собой некоего Кай-Хусрав-бека и через год и шесть месяцев сместил его тоже ⁴⁰.

‘Аббас-Кули-хан, сын Мухаммад-хана

После Сурхаб-бека потомки Баба Ардалана разделились на три ветви: те, что были валиями области Курдистан и [происходили] из рода Мир ‘Аламаддина; те, что управляют Саккызом, и группа людей, [проживающих] в Сенендедже и некоторых округах, которые причисляют себя к знати и вельможам, [хотя] в настоящий момент большинство из них нуждается в пропитании на один вечер.

Когда ‘Аббас-Кули-хан занялся делами правления, шах Султан Хусайн назначил его вместе с отрядами Курдистана /38б/ на подавление смуты Мир Вайса афган[ского], который вознес в Кандагаре знамя самовластия. [‘Аббас-Кули-хан] выступил из вилайета и прибыл в Тегеран. Жители Курдистана не нашли в себе сил для перенесения тягот похода на Кандагар и без всякого указания легкомысленно [и] самовольно возвратились в [свой] вилайет ⁴¹. Это обстоятельство разожгло пламя шахского гнева, и [государь] вызвал ‘Аббас-Кули-хана для дознания и возмездия. Тот же попросил извинить проступок жителей Курдистана под таким предлогом — мол, этот побег был подстроен ‘Али-Кули-беком, внуком Калб ‘Али-хана, который [и] возвратил это сборище в вилайет.

Поскольку задуманное не соответствовало [божественному] замыслу и намерения [‘Аббас-Кули-хана] были в достаточной мере ясны (Букв. «облик этого намерения заблистал и показался отраженным в зерцале желания»), [государь] разгневался на ‘Аббас-Кули-хана, сместил его с правления и пожаловал (В тексте: «обнародовал») почетный халат и грамоту на власть на имя ‘Али-Кули-бека.

Об ‘Али-Кули-хане б. Сухраб-султане ⁴² б. Калб ‘Али-хане

Ничего не разузнав, [государев посланник] берет с собой проводника, чтобы тот проводил его до Шихле. В то время речка, что протекает на краю [деревни] Шихле, от обильных дождей и сильного весеннего паводка [разлилась] и переправиться через нее можно было [лишь] с величайшими трудностями.

‘Али-Кули-хан от /39б/ обиды и унижения, поскольку кормить [приезжих] было нечем, говорит жителям деревни, чтобы никто им место переправы через реку не говорил и дорогу этому проводнику не показывал: «Даже если перейдут реку, пусть проводят их в другом направлении. Ведь, если придут сюда, сегодня вечером ему (Шахскому посланнику) нужно устроить прием и угощение. Мы же не можем принять гостей: мы питаемся одним горем и страданиями».

Словом, как бы то ни было, [через реку] они переправляются и вручают ‘Али-Кули-хану грамоту и почетный халат. Получив грамоту и почетный халат, ‘Али-Кули-хан успокаивается, избавляется от горя и печали и говорит друзьям: «Разве не говорил я: если господь пожелает, подаст и в Шихле?» Затем со всей торжественностью [‘Али-Кули-хана] отличают почетным халатом и грамотой на правление, с почестями и уважением привозят в Сенендедж. Обласкав великих и благородных, он принимается за дела правления. С утверждением ‘Али-Кули-хана на троне правления сбылось и стало явью [божественное речение]: «Так мы с переворотами дней изменяем события между людьми» (Коран, III, 134).

Тем /40а/ временем жители Луристана убрали головы из [ошейника] повиновения шаху Ирана и подняли выи своеволия. Столпы (В тексте: «устои») державы доложили государю, ‘Али-Кули-хана назначают сардаром и с войсками Курдистана направляют в ту область. ‘Али-Кули-хан согласно шахскому приказу выступил с победоносными войсками и направился в Луристан.

Племена луров и бахтиар потерпели позорное поражение, [но], будучи уверены в неприступности крепостей, высоте гор и мощи укреплений, сразу после бегства с поля брани возвратились назад и снова начали сражаться. В конце концов, видя, что путь к спасению отрезан и что от курдистанцев им грозит смерть, под ударами героев они дошли до крайности и запросили пощады, устрашенные мечом и копьем. Местный правитель прибыл к ‘Али-Кули-хану с подобающим даром, и тот отослал правителя «Луристана с несколькими вождями и главами племен ко двору государя согласно [изречению]: «Мы послали к вам…» (Там же, LXXIII, 15).

[‘Али-Кули-хан согласился быть] просителем за их провинности, приехал вместе с ними к государю и раскрыл уста для [произнесения] словес: «Ты прости ради нас, и они простили». Его величество государь изволил согласиться, простил [им] провинности и, получив подати, их обласкал, дал почетные халаты и разрешил уехать. Они прибыли в свой вилайет. /41а/ В этом году в вилайете Курдистана началась чума, и погибло много [народа]. В 1132/1719-20 г. ‘Али-Кули-хана сместили с управления и назначили правителем Саккыза и Сийахкуха. ‘Аббас-Кули-хан был вторично удостоен поста правителя Курдистана. В это время началась афганская смута, о чем подробно написано в Тарих-и Надири ⁴³.

‘Аббас-Кули-хан с отрядами Курдистана [отправился] на войну с афганцами. Противники встретились, с обеих сторон возгорелось пламя битвы. Головы и тела храбрецов растоптали могучие кони, много афганцев поспешило в области небытия под сокрушительным натиском героев. Некоторым из жителей Курдистана удалось бежать. Остальные продолжали упорно сражаться, [предпочитая] битву бегству, и направились в [свою] область, продолжая вести бои. Беглецы появляются в Курдистане раньше ‘Аббас-Кули-хана и остального войска. Жители вилайета такого рода их поведение /41б/ не одобрили и бегство курдистанцев от афганцев посчитали для себя позором и бесчестьем. Беглецов собрали, накрыли им головы куском материи, как [это делают] женщины, и в посрамление каждого с кем-нибудь [из мужчин] обручили.

Словом, от вражеского гнета Иран опустел, от притеснений врага страна дошла до крайности, пока не воссияло солнце надирова вознесения подобно восходящему светилу. /42а/ Ударом богатырской десницы он вызволил иранскую страну от врага и покорил Индию, Туран, Хорезм и Туркестан. Каждое государство он передал своим законным наследникам, очистил поверхность Ирана от колючек и нечистот турок и афганцев, а всех противников побросал во прах смерти. Подробно об этом написано в Тарих-и Надири, и если кого интересует истинное положение дел, пусть то [сочинение] прочитает.

Между тем в Сенендедже управлял Хане-паша, сын Сулайман-паши Бабана ⁴⁵, и [Надир] его прогнал вместе с другими правителями Керманшахана, Хамадана и Азербайджана.

Рассказ о Субхан-Вирди-хане б. Мухаммад-хане

В те времена в Хамсе он был поименован Субхан-Вирди-пашой, назначен там правителем и подчинялся Турции. В 1142/1729-30 г. его поименовали ханом, и он стал править самостоятельно. /42б/ В это время Надир-шах устремил (Букв. «всколыхнул») драконоподобные знамена на Герат и выпустил шахского сокола устремления для завоевания тех областей. На шаха Тахмасба пример Надира произвел впечатление, и он начал войну с турками.

Турки, видя, что поле [брани] опустело, подняли знамя отваги и завладели областями, как и раньше. Шах Тахмасб выступил им навстречу, и они сразились. Сначала одерживает верх шах Тахмасб, сражается снова [и] терпит поражение. Без долгих раздумий [шах Тахмасб] заключает перемирие с турками. Снова, как и прежде, всем вилайетом завладели турки ⁴⁶.

На этот раз правителем Сенендеджа [становится] Халид-паша, брат Хане-паши. Из каждой области донеслись слухи о волнениях. Тогда же, т. е. в 1144/1731-32 г., произошло нападение Махмуда Сарани(?). Об этих событиях прослышал Надир-шах, от гнева и негодования стал извиваться наподобие /43а/ удава и затрясся, как ива. После завоевания Герата и наведения порядка в тех пределах он со стремительностью молнии и быстротой ветра направился в Ирак и [затем] в Азербайджан, снова прогнал врагов из страны и разгромил всех противников.

Правителем Курдистана после смещения его брата был назначен Мустафа-Кули-хан, сын Мухаммад-хана. Он обласкал население Курдистана, однако на странице его обстоятельств начертали письмена смещения, поскольку с обязанностями правителя он не справился. Вилайет Курдистана в третий раз препоручили Субхан-Вирди-хану. Еще шесть лет занимался он делами /43б/ правления и озарил лучами милости и благодеяний положение жителей вилайета.

После возвращения Надир-шаха из похода на Хиндустан Надир-шах призвал Субхан-Вирди-хана к себе, а на должность правителя Курдистана изволил назначить его сына Ахмад-султана, который во [время] похода на Индию и Туран находился при [государевом] стремени и оказал выдающиеся услуги. В 1150/1737-38 г. он вызвал Ахмад-султана, снова пожаловал вилайет Субхан-Вирди-хану и отправил в те области. Вновь тот занялся делами правления, а через год и три месяца [Надир-шах] его сместил, пожаловал Ахмад-султану ханское звание, назначил его валием области Курдистана и осчастливил.

Рассказ о правлении Хан Ахмад-хана б. Субхан-Вирди-хана

В 1154/1741-42 г. ⁴⁷ Хан Ахмад-хан украсил своей особой трон области Курдистана и распахнул пред челом знати /44а/ и простонародья врата благодеяний и милостей. Оберегая владения и охраняя дороги, он избрал благой путь и проявлял необходимое усердие и старание, искореняя и усмиряя разбойничьи племена. В ведении дел вилайета, оберегании войска и [оказании] покровительства раийятам он не оставлял без внимания [ни одной] мелочи.

В 1155/1742-43 г. из-за неурожая зерновых и отсутствия хлеба жители Курдистана пребывали с опечаленным сердцем и растерзанной грудью — души [исполнены] скорби, а ноги (В тексте: «бедра») в тенетах смерти. От сильного голода люди стали есть землю. Без хлеба тела высохли, а глаза увлажнились. Погас [огонь] в печи хлебопека, потухли семейные светильники, потушили очаги, [где готовилось] жаркое, а чаши [стали] более пустыми, чем пробка. Курдистан был близок к запустению.

Захир-бек, предводитель джафских хашамов, открыто сошел с пути повиновения и службы. [Хан Ахмад-хан] призвал его к себе и тут же обезглавил и отправил в адскую бездну. Бабанский мутасарриф ⁴⁸ Халид-паша, услышав эту страшную новость, с тысячей страхов и тревог выехал ему навстречу, преподнес прекрасные подношения и засвидетельствовал почтение. Затек [Хан Ахмад-хан] выехал оттуда и направился в Мосул. После [его] прибытия в те области здешний правитель проявил враждебность и закрыл врата единодушия, пушечными залпами и ружейными выстрелами /45а/ известил просвещенного хана о войне. [Это] привело Хан Ахмад-хана в ярость. Силой и натиском он покорил крепость, схватил тамошнего правителя и тут же с ним покончил, направил в страну небытия, а на его место посадил другого.

[Хан Ахмад-хан] оттуда выехал и направился в районы Халеба и Диарбекира. Словом, где бы он ни появлялся и ни останавливался, правители и население тех мест везде проявляли покорность и послушание, [принимали] его ласково и воздавали особые почести. А если кто начинал враждовать и превышал свои полномочия, [Хан Ахмад-хан] отрезал ему ноги пилой насилия, вырывал дерево его жизни и на его место ставил другого ⁴⁹.

Словом, так он проводил время, пока не добрался до окрестностей Стамбула (В тексте: Константинополя). По приказу владыки ему навстречу /45б/ почти на целый перегон прибыли величайший садр, несколько великих пашей, диван-эфендии, шайх ал-исламы и группа великих вельмож с целым отрядом во всей пышности и великолепии и проводили Хан Ахмад-хана с почестями в Стамбул. Остановился он в султанском дворце.

Шахские амбары опустели, и Надир-шах, прослышав, что произошло, вызвал к себе Манучихр-бека наиба, чтобы наказать за амбары. Тот выехал /46а/ и направился к государю. Пока он находился в пути, с хранителями амбаров договорились (?). Затем он удостоился предстать пред государем, и [Надир] стал его порицать за амбары. [Манучихр-бек] в ответ заявил: «Во-первых, сейчас амбары повелителя заполнены и переполнены ⁵¹ и милостью государя [зерна там] больше прежнего. Во-вторых, если бы во время голода мы не взломали шахский амбар и не поделили [хлеб] между людьми, погибло бы более миллиона человек. Я вверился судьбе и не дал никому погибнуть. Нетрудно смертью одного оставить в живых и спасти многих. Смиренно и покорно пришел я (Букв. «положил голову на ладони, принес…») к этому порогу, оплоту справедливости, и гордился, что буду убит. Если казнишь, [на то] ты [и] правитель, обласкаешь, хорошо».

Поскольку Манучихр-бек наиб прибыл к Надир-шаху, [будучи уже] белобородым, [государь] после этой беседы подарил ему священный Коран, [написанный] прекрасным почерком, и отличил почетными одеждами. [Надир-шах] еще раз даровал ему грамоту о [назначении] наместником и отослал его в вилайет Курдистана. /46б/ [Затем] он снова поручил Субхан-Вирди-хану управление вилайетом, и тот правил еще три года.

Надир-шах протянул из рукава десницу гнета и притеснения, и Курдистан по этой причине стал приходить в запустение. [Надир-шах] еще раз призвал Субхан-Вирди-хана и возвысил его до должности беглербега Тегерана, выселил группу вельмож и знатных Курдистана и отослал в Тегеран.

Манучихр-бек наиб тем временем предпочел бежать. Он остановился на некоторое время в Наджмаре, а затем оттуда выехал в Шахризур. Близ [усыпальницы] Аба-‘Убайда он ответствовал посланцу судьбы: «Я готов!» — и прошествовал в обитель постоянства. Надир-шах направил в Курдистан управителем Хаджжи Мавла-Вирди-хана.

Правление Хаджжи Мавла-Вирди-хана Каджара

Хасан ‘Али-хан б. ‘Аббас-Кули-хан

В 1158/1745 г. Хасан ‘Али-хан занялся делами правления, и поскольку бесполезные усилия вызвали уныние, через год Надир-шах снова направил в Курдистан Субхан-Вирди-хана. [О том], как [Хасан ‘Али-хан] сразился с Имам-Кули, бежал и воевал на стороне Турции, будет рассказано после [упоминания о] смерти Субхан-Вирди-хана.

В 1159/1746 г. [Надир-шах] вызв.ал Субхан-Вирди-хана к себе и направил в Курдистан управляющим Мухаммад Риза-бека Гурджи ⁵².

Правление Мухаммад Риза-бека Гурджи Машхади

Говорят, Мухаммад Риза-бек был мужем суровым, лживым, злобным и недоброжелательным. Высшие и низшие испытывали к нему омерзение, и он /47б/ унижал знатных и вельмож из-за [любой] малости, совершал всевозможные дурные поступки, распахнул врата разлада и протянул десницу угнетения. Высшие и низшие в его глазах были равнозначны. Знатные и чернь, устрашенные его деяниями, были вынуждены обратиться ко двору Надира и пожаловались на его насилия и притеснения. [Надир-шах] его сместил и в восьмой раз назначил Субхан-Вирди-хана валием Курдистана. Тот направился в вилайет и употребил необходимые усилия и старание.

[Субхан-Вирди-хан] не собрал ни одного динара государственных налогов. Люди, устрашенные и напуганные Надир-шахом, отчаялись в жизни и, охваченные брожением, решили разом бежать. Такое решение принимают у них знатные и простонародье. Субхан-Вирди-хан их одобряет, [и] в это время приходит известие об убийстве Надир-шаха.

Рассказ об обстоятельствах дальнейшей жизни Субхан-Вирди-хана

Услышав это, друзья [по несчастью] пришли в расстройство, смятение и отчаяние. [Спасая] жизнь, они отправились к себе на родину, прибыли в Хамадан и тот город (Букв. «место») разграбили.

В 116171748 г. ⁵³ Хасан ‘Али-хан назначается Ибрахим-шахом ⁵⁴ валием Курдистана. Субхан-Вирди-хан выехал в Хамадан и там ответствовал посланцу судьбы: «Я готов!» Его тело привезли и предали земле на [горе] Шейда ⁵⁵. Вилайет Курдистана достиг в целом благополучия. Хасан ‘Али-хан собрал отряд из афганских племен и еще несколько отрядов. Курдистан стал процветать.

Встретились противники в ущелье Билавар ⁵⁸, с обеих сторон выровняли ряды и, испросив от бога помощи, так разожгли пламя битвы пушечными и ружейными выстрелами, что урожай жизни многих сгорел в нем от огня несправедливости. Славные юноши, исполненные жизни, пропали в стране небытия.

Жители Курдистана устремились в тот огонь и пламя подобно саламандрам, [совершая] мужественные атаки и [нанося] смелые удары, и перебили много [зенгене]. /49б/ После сражения они бросились на их центр и заставили отступить. Зенгене острыми шпорами погнали [своих] быстрых скакунов и обратились в бегство. Победоносные герои захватили много пленных, а добычи и добра без счета. Ветерок победы и торжества овеял войско Хасан ‘Али-хана. Артиллерия, замбураки, литавры, [все, что к тому] прилагалось, и палатки зенгене достались героям Курдистана.

Некоторое время [Хасан ‘Али-хан] занимался там дележом богатств и сбором налогов и, кроме [того], завладел Керманша-ханом, Динавером, Боруджирдом, Гульпайганом, Малаиром, Каззазом, Фараханом и их окрестностями. Тем временем везир Багдада назначил Салим-пашу правителем Бабана, и прежний правитель Бабана Халид-паша ⁵⁹ бежал и обратился за помощью к Хасан ‘Али-хану. Хасан ‘Али-хан помощи ему не (?) оказал и повязался поясом решимости, чтобы оказать отпор Салим-паше Бабану.

[Хасан ‘Али-хан] выступает из Сенендеджа в Мариван. /50а/ В помощь Салим-паше от багдадского везира тоже прибыли Кахйа ⁶⁰-паша, хашам-агаси, правитель Мосула, племена арабов и неисчислимые войска. И Куч-паша (В тексте: Вукух-паша. Читаем по тегеранскому изданию хроники: Лубб-и таварих, с. 49), правитель Коя, также помогал ему и содействовал.

Противники встретились на Мариванской равнине. Когда они выровняли [свои] ряды и обратились к мечам и копьям, дело кончилось сражением. И поднялось такое пламя битвы, что огонь его воспламенил [всю земную] сферу и устремился к четвертому небу. От блеска сверкающего меча и молний огнеметного оружия.

Стихи

[Салим-паша] по возвращении и приезде в вилайет казнил Хасан ‘Али-хана, а сам утвердился во вверенной ему области. Халид-паша обратился за помощью к валию обители мира — Багдада и прибег к покровительству его порога. Тот передал ему вилайет Бабана, и Салим-паша поспешил к Азад-хану жаловаться. Тогда воспользовался благоприятным моментом Карим-хан Занд, разграбил город Сенендедж и разорил. После грабежа и разорения подонки и чернь подожгли Сенендедж, и жители Курдистана были вынуждены правителя Бабана /51а/ из вилайета прогнать, [а] правителем вилайета вместо курманджа поставили Карим-хана, брата Хасан ‘Али-хана ⁶². Пред святым и великим богом мир ничтожен, лишен ценности и достоия презрения — земля принадлежит Аллаху, он завещает ее тому из рабов своих, кому пожелает.

Карим-хан б. ‘Аббас-Кули-хан

[Полустишие]

Будучи человеком ни к чему не пригодным, [Карим-хан] направился в Шамиян, там скитался и испустил дух.

[Стихи]

[В преданиях] о падишахах древности рассказывается. Достиг один [человек] трона государя и короны падишаха. /52а/ Обделенный умом, он возомнил себя повелителем семи континентов. В день приема он разделил свою державу между мулазимами, и благодаря блюстителям его приказов и запрещений за четыре стены [его] крепости нельзя было сделать и шага. Иного дела, кроме оберегания своей [особы], в том городе во [время] своего правления он выполнять не мог.

Однажды [ехал] купец с караваном. В пути его имущество похитили разбойники. Пришел он искать справедливости к порогу государя, рассказал падишаху о разбойниках, пожаловался. Тот у него спросил: «Ты откуда?» [Купец] сказал: «Из Хиндустана». [Падишах] тут же приказал написать на его имя грамоту на управление государством Хиндустан. Поскольку чиновники знали про его безрассудство и глупость, никто ему не сказал, насколько это бессмысленно. И что ты скажешь об этом, один из приближенных [ему] доложил: «Ты изволил назначить этого купца правителем Хиндустана, теперь ему нужно снарядить войско и утвердиться /52б/ с помощью войска и отрядов». Слова произвели на этого глупца впечатление, дал он тому купцу большую сумму [денег] и отослал его — пусть себе едет и управляет Хиндустаном.

[Стихи]

[Стихи]

Хусрав-хан, сын Хан Ахмад-хана, в те времена отсутствовал, и того, кто бы стал валием области, не было. Хусрав-хан же в молодости находился на службе у Мухаммада Хасан-хана Каджара ⁶⁴. В 1170/1756-57 г. Карим-хан направился в потусторонний мир, и на вилайет Курдистана стали притязать [сразу] двое: Салим-паша и Сулайман-паша [Бабаны]. Оба шлют с посыльными послания и дары Мухаммаду Хасан-хану. Хусрав-хан, уяснив дело, поспешил к Мухаммаду Хасан-хану /53б/ и обратился первым ⁶⁵.

В 1170/1756-57 г. Хусрав-хан вознес знамя славы и отваги /54а/ и прошествовал на престол эмирата и управления вилайетом. Область предана огню, работы не ведутся (Букв. «не сделаны»), деревни разрушены, подданных не найти, знатных и благородных нет, великий и малый в смятении, жители вилайета пали духом, все сущее в унынии.

Жилищем для его высочества и для слуг валия служило место величиной с одну розу на дорогом ковре (Чем дороже ковер, тем изящнее и тоньше рисунок) — в тех окрестностях можно было [обнаружить] лишь крепость Хасанабад и [ее] обитателей. Не имея [другого] места и будучи неподготовленным, [Хусрав-хан] отправился в крепость Хасанабад и там остановился.

Мерами благоразумия он собрал тех, кто [вилайет было] покинул, и обласкал тех, кто остался, поощрил строительство и земледелие, за короткое время вообще превратил вилайет в [область] населенную и процветающую и осенил [своей] милостью и благодеяниями ближнего и дальнего (Букв. «темя ближнего и дальнего»). Когда утвердился [Хусрав-хан] во дворце правления и власти, область стала процветать и оживилась, /54б/ над теменем самого великого и ничтожнейшего воссияли лучи света его благосклонности, положение раийятов и подданных украсили его всемилостивейшие пожалования. Он стал наводить порядок в делах вилайета, [занялся] благоустройством раийятов и благосостоянием жителей и обитателей и облегчением участи населения в той области, осенив бедняков вилайета [своею] милостью и щедротами.

Все и вся украсили грудь и плечи попоной послушания и покорности ему, а шею и уши — ошейником рабства и самозабвенной преданности, кроме Хусрав-бека и Михр ‘Али-султана, гордых своим илем и таифе и [своими] способностями. Они пренебрегли покорностью и вышли из повиновения, дерзко подняли головы (Букв. «шеи»). Своим [поведением] они обидели Хусрав-хана.

В 1172/1758-59 г. [Хусрав-хан] выехал из крепости, чтобы погулять, поохотиться и поразвлечься в долине и в горах. Он спустился в низину и пригласил [к себе] Михр ‘Али-султана и Хусрав-бека. Каждый, кто не поспешит в делах на помощь, есть предатель и трус. Радивому нечего бояться, а предатель всегда в страхе — в душе [у него] ужас и боязнь за свои бесплодные деяния, на сердце — тревога и беспокойство. И они рассудили так: если одному из них пойти к Хусрав-хану, другому [следует] остаться дома; или один оставит крепость, а другой в крепости останется. Поэтому Михр ‘Али-султан отправился к валию, а Хусрав-бек под каким-то предлогом принес извинения и засел в крепости, чтобы таким образом горстью щепок преградить путь потоку событий (Букв. «потоку и событиям»).

/55б/ Хусрав-хан, прогулявшись по тем горам и долинам, останавливается, чтобы позавтракать и отобедать, и там приказывает заключить Михр ‘Али-султана под стражу и посылает в крепость несколько человек схватить Хусрав-бека. Хусрав-бек по присущей ему гордости мнил себя вторым Рустамом. Он не дает себя арестовать, вступает в бой и драку, и его убивают. Его голову от тела отрезали и доставили к Хусрав-хану. После того как был убит [Хусрав-бек], приказывают казнить Михр ‘Али-султана [и] ударом острого меча его тоже отсылают в страну небытия. Благодаря величайшей [своей] мудрости Хусрав-хан в делах правления достигает [полной] независимости.

В 1172/1758-59 г. Азад-хан Афган решил покорить Курдистан. [Хорошо] подготовленный, с неисчислимыми войсками — все при [боевой] готовности и снаряжении — он вступает в Курдистан и идет к подножию крепости, на Хусрав-хана. /56а/ Тот хотя и засел в крепости, однако крепостные ворота закрывать не стал. Несколько дней Азад-хан бродил у крепости, а Хусрав-хан преспокойно пускал на Азада ветры.

Мухаммад-ака по приезде туда говорит Азад-хану, вручая послание: «Так повелел Хусрав-хан». Тот же после беседы заявляет: «Прах на голову Азада, что Хусрав так [посмел ему] приказать!» Так он ничего и не добился и, услышав такие обидные слова, пристыженный и обиженный возвратился назад.

Хусрав-хан управлял вилайетом шесть лет, преисполненный величия и великолепия независимости, пока в 1176/1762-63 г. повелителем в Иране и главой в государстве не стал Карим-хан Занд. Сулайман-паша Бабан послал Карим-хану послание и достойный дар, и тот передал ему грамоту на управление Курдистаном ⁶⁸. Воистину, да помилует владыка обитателей мира Мухаммада Хасан-хана за то, что он обладал благородством и рвением, каковых не было у Карим-хана. Азад-хану не следует препятствовать (Смысл предложения остается неясным).

Как бы то ни было, /57а/ Сулайман-паша занялся делами правления и Сенендедж с относящимися [к нему округами] присоединил к Бабану. Он то проживал в Сенендедже, то правил в Бабане, пока в 1177/1763-64 г. не погиб от руки некоего Факих Ибрахима. Ему наследовал его брат Мухаммад-паша. Он стал править в Бабане, а ‘Али-хан, сын Сулайман-паши, остановился в Сенендедже.

Когда наступил 1191/1777 год, повелитель Рума приказал валию обители мира — Багдада послать на вилайет Курдистана целое сборище для отмщения, и тот направил в Курдистан в помощь Мухаммад-паше Бабану неисчислимую армию из войск Багдада, Мосула и той страны /57б/ и многочисленные отряды из аширатов и арабов.

[Хусрав-хан] подошел к берегу Мариванского озера, встал напротив [войск] неприятеля и построил [свои] ряды. Когда [войска] построились и обнажили копья и мечи, с обеих сторон стали стрелять из пушек и ружей, подобные драконам и леопардам

[витязи] разожгли пламя битвы и начали /58а/ сражение. Гяррусцы и афшары предпочли бежать, и войска Курдистана, видя такое положение, неизбежно пали духом и расстроились. Небольшая часть была перебита, многие — захвачены в плен, а остальные, как и положено воинам и слугам [своего] господина, вместе с Хусрав-ханом прибыли в Сенендедж.

Мухаммад-паша и войска Рума дальше того места продвигаться не стали, остановились в том Гульзамине ⁶⁹. Страшась и опасаясь государя Ирана, они скитались в долине растерянности, стыдясь содеянного, [направили] послов и послания, написали письма с извинениями и призвали к миру и благоразумию. Они освобождают пленников [и] со всеми почестями и уважением направляют в Сенендедж и снова испрашивают извинения.

Хусрав-хан все подробно изъяснил Карим-хану и сообщил ему о случившемся. [Когда Карим-хан] услышал эти слова, огонь его гнева возгорелся так, /58б/ что искры от него поднялись до [звезды] Альтаир, а море его возмущения и ярости закипело и взревело. Он приказал призвать победоносные войска. Своего брата Садик-хана ⁷⁰ с незначительным числом людей [Карим-хан] послал на Басру, Назар ‘Али-хана Занда с большим отрядом — через Менделидж на Багдад, Зулфикару Хамсе поручил [выступить] от Саккыза и Бане, а Калб ‘Али-хана назначил с ‘Али Мурад-ханом ⁷¹ и послал через Сенендедж.

Хусрав-хан обрел в делах власти и правления независимость, пока в 1193/1779 г. Карим-хан не был принят под сень господней милости. На его месте воссел ‘Али Мурад-хан и в обители знания — украшении рая Ширазе возвестил о чекане монет и чтении хутбы со своим именем.

В том же году взбунтовался Зулфикар-хан Хамсе ⁷², [‘Али Мурад-хан] с ним расправился и обрел в делах царствования независимость. Жители Курдистана направились [к ‘Али Мурад-хану] с жалобой. ‘Али Мурад-хан сместил Хусрав-хана и передал почетный халат валия Курдистана сыну Субхан-Вирди-хана Кахзад-хану. В то же самое время дела ‘Али Мурад-хана расстроились, а войско его разбрелось /59б/ и рассеялось «подобно разогнанной саранче» (Коран, LIV, 7).

Хусрав-хан и его брат Риза-Кули-хан тоже вслед sa Кахзад-ханом вступили в Сенендедж. Кахзад-хан [со своими сторонниками] бежал, Хусрав-хан бросился вслед за ним, настиг их в деревне Сурхе-Тут и всех разорил и ограбил. Кахзад-хан с небольшим [числом людей] обратился за покровительством к Бабану и курманджам. Владетель Бабана Махмуд-паша его прибытие воспринял с радостью — в это время его братья Мухаммад-паша и ‘Умар-бек подняли знамя вражды, от страха бежали и укрылись у Хусрав-хана. Махмуд-паша распахнул врата согласия и единения и преградил путь вражде и раздору, направив посланцев [к Хусрав-хану]. [Он обещал] отправить в Курдистан Кахзад-хана, [с тем чтобы] валий отослал в Бабан Мухаммад-пашу и ‘Умар-бека.

Оба выполнили обещание и [пленников] отправили. Махмуд-паша обоих своих братьев сразу по [их] прибытии убил, а Хусрав-хан Кахзад-хана изволил обласкать. Те, что /60а/ бежали с Кахзадханом, отряд за отрядом обратились за покровительством ко двору Хусрав-хана, кроме Мухаммада Рашид-бека вакила. Тот . прибег к помощи валия Багдада, а через год — к покровительству ‘Али Мурад-хана. [‘Али Мурад-хан] поручил своему (?) брату Джа’фар-хану ⁷³ истребить и уничтожить Хусрав-хана, а грамота на управление [Курдистаном] была выдана на имя Риза-Кули-хана.

Хан Ахмад-хан остановился в Шахризуре, Лутф ‘Али-хан и Кахзад-хан озарили лучами прибытия Керманшах, Риза-Кули-хан отбыл в Урмию. /60б/ Тем временем стал претендовать [на власть] Имам-Кули-хан и тотчас по прибытии Риза-Кули-хана вознес знамя правления. Он счел себя достойным шахского титула и ступил на ристалище отваги, забил в литавры миропокорения и вознес знамя решимости, со всем войском повязался поясом неколебимости для устранения Зендов и, заломив шапку мужества, повернул на Исфахан.

‘Али Мурад-хан выступил, а Имам-Кули-хан возвратился назад; Джа’фар-хан бежал из Сенендеджа, Риза-Кули-хан в Сенендедж прибыл. Семнадцать дней спустя в Сенендедж прибыли Лутф ‘Али-хан и члены ханского рода (В тексте: «господа, их высочества»), поддержанные войском Керманшахана и племенами мухаммед-рашид-бек. Риза-Кули-хан в то время был ранен и, будучи при смерти и в безжизненном состоянии, направился в Гяррус. [Там] он убрал пожитки из [этого] бренного обиталища и прибыл во дворец вечной [жизни].

[Со] времени прибытия Хусрав-хана в Исфахан [прошло] шесть месяцев, [но] ‘Али Мурад-хан ему милости /61а/ не оказал и не принимал, пока не услышал про поведение Лутф ‘Али-хана и Риза-Кули-хана. Он был вынужден призвать Хусрав-хана, пожаловал ему почетный халат и грамоту на управление вилайетом и, [осыпав] беспредельными щедротами, оставил его при себе заложником. Для Хан Ахмад-хана, сына Хусрав-хана, [‘Али Мурад-хан] послал грамоту о [назначении] наместником (наибом), с почетным халатом.

Когда Хан Ахмад-хан приехал в Сенендедж, Лутф ‘Али-хан с вельможами и знатью встретил Хан Ахмад-хана. [Хан Ахмад-хан] прибыл и занялся обязанностями наиба и делами правления, обнадежив всех жителей вилайета.

По причине неустроенности население Курдистана подати не платило. Дабы взыскать подати, ‘Али Мурад-хан послал в Курдистан Джа’фар-хана во второй раз. По прибытии тот обрушил на жителей вилайета огонь насилия и угнетения, раийяты и подданные рассеялись и разбрелись. О том, что произошло, стало известно ‘Али Мурад-хану. /61б/ Он призвал Джа’фар-хана к себе и в 1199/1784-85 г. отпустил Хусрав-хана.

В 1199 г. (В тексте: 1119 г. Читаем по тегеранскому изданию хроники: Лубб-и таварих, с. 68) Аллах-Кули-хан поднял голову из воротника безвестности (Букв. «тьмы») и стал претендовать на царство. Им овладела жажда покорения стран, он возгордился (Букв. «гордо дунул на усы») и первым делом [решил] завоевать Курдистан. [Аллах-Кули-хан] подготовил отряд из войска турок и призвал к себе на помощь целое сборище из других окрестных и соседних племен. Один отряд он набрал из хашамов и курдов. Часть племени мухаммед-рашид-бек тоже /62а/ была с ним заодно. [Аллах-Кули-хан] привлек себе в помощь много [людей] чужих и [проживающих] за пределами его вилайета и собрал войска из зенгене, турок, калхоров и других племен, с пушками, замбураками, литаврами, барабаном и знаменем. Он пошел через Динавер ⁷⁴ на Курдистан с бесчисленной армией, конниками и стрелками — [всего] более тридцати тысяч. Забили в литавры и подняли знамя, стреляя из замбураков, прошли через Динавер.

Когда Хусрав-хан прослышал известие о прибытии Аллах-Кули-хана, от такого [его] поведения он разорвал одежду терпения и смирения, возопил, как свирепый лев, и сказал: «Как может подобать такому человеку падишахство и подобной личности — царский титул и [вершение] правосудия? Если воссопутствует [мне] божья милость и окажут помощь души обитателей обители пророчества, ударом блестящего меча я выбью из его мозга [этот] замысел и затопчу ногами бесстрашных героев землю Керманшахана!»

Когда [противники] подошли друг к другу ⁷⁵, небольшой отряд из авангарда Хусрав-хана, возглавляемый Мирза Йусуфом, /63а/ погнал коней на ополчение зенгене и атаковал их с возгласами: «Все будут разбиты и унесут свой зад!» От пыли с поля [брани], от блеска мечей героев и густого дыма отец не узнавал сына (В тексте: ***. Читаем по тегеранскому изданию хроники: Лубб-и таварих, с. 69).

Зенгене понесли поражение [и] бежали в свои области, войско [Хусрав-хана] — за ними следом. И для них, впавших в расстройство, настал тот день, «когда человек побежит от своего брата» (Коран, LXXX, 34). Одних лишили коня и снаряжения, других с тысячей обид и оскорблений повернули назад и привели к Хусрав-хану.

Аллах-Кули-хана, как овцу, предал закланию некий Мирза-бек и его голову принес Хусрав-хану ⁷⁶. [Лишь] немногие полуживыми спаслись с поля брани, и победоносным храбрецам досталась богатая добыча — много мулов, денег и товаров, шатров, ковров, одежды и платья без счета, быстроногие арабские кони. Себе Хусрав-хан не взял и одного зара грубого холста (Букв. «холста для навеса»), чтобы [все] досталось [его] людям. В тот день все заимели палатки и шатры, стали богатыми и имущими, владельцами мулов, жеребят в домашнего скота.

Валий пожелал отдохнуть в шатре Аллах-Кули-хана, и воины [его] обрели полное отдохновение каждый в отдельном шатре — отдохнули от тягот пути, забыли многодневную усталость и беспокойство.