Арделан в XVIII—XIX вв. представлял собой обособленную область на границе Ирана и Турции и относился к Ирану, хотя турецко-иранское разграничение оставалось весьма спорным вплоть до второй половины XIX в. Область сохранила свою целостность в административном и хозяйственном отношении после смещения Бани Ардаланов и к настоящему времени образует Сенендеджский шахристан пятого астана в Иране 1.
Арделан — единственная из заселенных курдами областей, которая именовалась Курдистаном. Некоторые авторы склонны считать этот регион центром курдского этнообразования — колыбелью всего курдского племени, населяющего обширную территорию в трех смежных государствах: Иране, Ираке и Турции 2.
Районы расселения
В XVIII — первой половине XIX в. Арделанское княжество состояло из семи булуков, или провинций: Джаванруд, Авроман, Мариван, Бане, Саккыз, Хасанабад, Исфандабад 3. Каждый из семи булуков был разделен на четыре или пять махале, или мелких районов.
К концу XIX в. область, согласно Хадике-йи Насирийе, делилась на семнадцать округов: Бане, Саккыз, Исфандабад, [50] Карафту 4, Тилаку (Тила-кух), Хорхоре 5, Мариван, Авроман-тахт, Авроман-лухун, Джаванруд, Эйлаг 6, Калатарзан 7, Корреваз, Джаверуд 8, Хубату (с районами Сарал, Кара Туре, Хусейнабад) 9, Амирабад (с районом Паланган) и Хасанабад 10. Самыми важными, однако, оставались районы Джаванруд, Авроман-тахт и Авроманлухун, Мариван, Бане, Саккыз, Хасанабад и Исфандабад, которые и в настоящее время, за исключением Саккыза и Бане, являются округами Сенендеджского шахристана.
Из всех районов Арделанского княжества наиболее интересным в этнографическом отношении представляется Авpоман, первый пограничный район Сенендеджского Курдистана. Высокая горная цепь делит Авроман на две части, сообщение между которыми было весьма затруднительным: Авроман-тахт (Авроман «плоский») и Авроман-лухун (Авроман «каменистый»). Ныне они принадлежат к различным бахшам Сенендеджского шахристана: Авроман-тахт — к бахшу Разаб, Авроман-лухун — к бахшу Паве 11.
Авроман-тахт расположен восточнее горной цепи того же наименования, Авроман-лухун находится к юго-западу от Авромантахта. Оба района управлялись родственными семействами султанов, враждовавшими между собой. Согласно хронике Хусрава б. Мухаммада, управление Авроманом было передано иранским шахом представителю рода Аврами в 50-х годах XVII в., после кончины Сулайман-хана Бани Ардалана 12.
Арделанские князья не раз пытались заставить авроманских султанов стать более покорными и послушными. «Порождением гор своеволия» называет их Хусрав б. Мухаммад. По его словам, они держали свои «головы поднятыми из воротников непослушания», предпочитая следовать «путем вражды» и «закрывая врата покорности и повиновения» 13. [51]
Однако именно авроманские султаны, а не князья из дома Бани Ардалан оказали упорное сопротивление царевичу Фархад-мирзе Му’тамид ад-Дауле, назначенному в 1284/1867-68 г. губернатором Курдистана вместо последнего князя из рода Ардала-‘ на — Аманаллах-хана II (Гулам-шах-хана) (1847-48—1867-68). В 1286/1869-70 г. проживающие в Авромане племена подняли восстание. После многочисленных сражений Фархад-мирзе удалось подавить восстание, возглавивший повстанцев Мухаммад-бек Аврами был убит. В этом же году авроманцы восстали снова, и Фархад-мирзе пришлось предпринять новую карательную экспедицию. На этот раз покорить авроманцев ему не удалось, и Фархад-мирза позорно бежал в Сенендедж 14.
Шахские войска разгромили авроманцев и нанесли им страшное поражение — повстанцы бежали на территорию Шахризура. Но и в 1915 г., во время проведения ирано-турецкого разграничения, султаны Авромана, по свидетельству В. Ф. Минорского, были подчинены Ирану лишь номинально 15.
Авроман представляет интерес и как один из основных религиозных центров Курдистана. В западном Авромане, в деревнях Тавиле и Беяре, которые после ирано-турецкого разграничения 1915 г. остались за Турцией,— в двух самых недоступных населенных пунктах этих мест — проживали весьма почитаемые в Курдистане шейхи Накшбанди. В том же округе находился храм и одно из главных святилищ весьма любопытной религиозной секты Курдистана — ахли-хакк, или али-иллахи 16.
В неприступных районах Авромана находились собственные поместья Аманаллах-хана II, откуда он прислал в 1851 г. членам комиссии по первому ирано-турецкому разграничению превосходные гранаты 17. По свидетельству К. Рича, авроманцы и стрелки из Авромана имели привилегированное право охранять дворец Аманаллах-хана 18.
К северу от Авромана расположен Mapиван, который на севере и западе граничит с Ираком и ныне составляет один из бахшей Сенендеджского шахристана. Как и в Авромане, в Мариване правила местная династия беков и ханов.
В хронике Хусрава б. Мухаммада лишь раз упоминается о непокорности правителей Маривана арделанским князьям. В конце XVIII в. часть авроманцев и жителей Маривана поддержала правителя Бане Ахмад-султана, который сговорился с бабанским эмиром ‘Абдаррахман-пашой, перестал признавать власть арделанского валия Лутф ‘Али-хана и стал «посягать на границы [52] Курдистана» 19. После жестокой карательной экспедиции арделанскому князю удалось «навести там порядок» и подавить восстание. С султанами Авромана мариванские правители почти всегда были во враждебных отношениях.
В местной истории во все времена Мариван играл важную в стратегическом отношении роль. Многочисленные битвы и сражения, которые разыгрывались в этой части Иранского Курдистана, как правило, происходили в Мариванской долине (Дашт-и Мариван). Она образована понижением гор в центральной части округа близ озера Зарибар (Заривар), в 3 км к западу от Деж-Шапура. Это озеро и называет, по-видимому, Хусрав б. Мухаммад Мариванским.
Озеро Зарибар невелико — длина его 8 км, ширина 3 км. В озеро не впадает ни одна река, запас воды пополняется за счет горячих источников на его дне. Местонахождение этих источников можно видеть в холодное время года, когда озеро замерзает,— в тех местах лед не образуется. В зарослях камыша и болотах, окружавших озеро, водилось огромное количество комаров, что всегда вызывало заболевания малярией и делало климат Мариванской долины весьма нездоровым 20.
Именно в Мариване, к юго-востоку от озера Зарибар, в трех верстах от развалин старинной крепости Мариван, по указанию каджарского губернатора Арделана Фархад-мирзы Му’тамид ад-Дауле для поддержания порядка в этих районах была построена крепость с 22 орудиями и пороховым заводом 21. Вскоре, однако, крепость разрушилась и превратилась в груду развалин.
Турецко-иранский договор 1639 г. утвердил права Ирана на Авроман и Мариван, но власть иранского шаха в Мариване, как и в Авромане, оставалась скорее номинальной, чем фактической. И после 1867-68 г., когда династия Бани Ардалан утратила власть, Мариваном продолжали управлять курдские правители. Ликлама, проезжая через Мариван, видел крепость, которую тогда только начали строить по приказу каджарского принца, и встречался с правителем этой области Хайдар-беком и его сыном, «весь облик которого дышал дерзостью и отвагой» 22.
Весьма важным районом Арделанского княжества был Джаванpуд, расположенный к югу от Авроман-лухуна, к западу и северу от могучего горного массива Шахо. Ныне Джаванруд составляет один из дихистанов бахша Паве Сенендеджского шахристана. Управляла районом побочная ветвь правящего рода Бани Ардалан. Джаванруд, как и Авроман,— горный район, с более возвышенной восточной частью, [53]
В Джаванруде обитало самое большое курдское племя Арделана — джафы, и даже само название района этимологизируется как Джафанруд («река джафов»). В XVII в. часть джафов эмигрировала на запад и постепенно заняла левый берег реки Диалы, районы Шахризура и Пенджвина. Другая миграция джафов из Джаванруда имела место в 50-х годах XIX в.
Хусрав б. Мухаммад ничего не сообщает о массовых переселениях джафов. Но случаи неповиновения этого племени арделанским князьям упоминаются неоднократно. Так, согласно хронике Хусрава б. Мухаммада, в 1742-43 г. предводитель джафских племен Захир-бек «открыто сошел с пути повиновения и службы» 23.
Непокорность джафов беспокоила правителей Арделана. В конце XVIII в., в правление Лутф ‘Али-хана, когда вожди джафского племени прибегли к покровительству бабанского паши, джафам запретили «ступать на землю Курдистана» 24. Но, несмотря на довольно крутые меры арделанского князя 25, запрещение фактически не соблюдалось. Каждый год весной джафы отправлялись на летние пастбища Арделана — через Шилер до горы Чехель-Чешме, чтобы с мая по октябрь пасти там свои стада.
Арделанцам не раз приходилось встречаться с непокорным племенем на поле брани. В хронике Хусрава б. Мухаммада рассказывается о войне Хусрав-хана На’кама б. Аманаллах-хана с главой племени джафов Бахрам-беком в начале 30-х годов XIX в. Вождь джафов заставил трепетать, по словам автора хроники, Махидашт и Шахризур, грабил луров и калхоров. «От страха перед ним,— рассказывает Хусрав б. Мухаммад,— прятался лев… Он мир не ставил ни во что … и в делах сравнялся с валием» 26. Бахрам-бек отказался платить какие-либо подати, а сборщика налогов прогнал.
Могуч и влиятелен был глава джафских племен. И даже когда его, согласно хронике, притащили волоком на аркане к воротам дворца Хусрав-хана, тот предпочел сменить гнев на милость и «простить» Бахрам-бека, удовлетворившись его заверением впредь быть покорным арделанскому князю 27.
Округ Бане, расположенный к северо-западу от Сенендеджа и к северу от Маривана, представлял северо-западную окраину Арделанского княжества. Ныне Бане составляет один из бахшей шахристана Саккыз, занимает западную часть провинции и граничит на западе с Ираком, на севере с Мехабадским шахристаном. Бане окружают высокие горы, и попасть в этот район было возможно лишь через горные перевалы. [54]
В Бане, как и в Авромане, Мариване и Джаванруде, были свои, подчиненные арделанским валиям правители, до конца XVI в. именовавшиеся эмирами. Согласно Шараф-наме, их владения включали «две крепости и один округ, а именно крепость Пируз, округ Бане и крепость Шиве» 28. Со времен Надир-шаха эмиры Бане стали называться султанами, как и правители Авромана 29. В хронике Хусрава б. Мухаммада упоминается лишь один случай неповиновения правителя Бане Ахмад-султана (в конце XVIII в.), чье восстание было арделанским князем разгромлено. Упомянутое выступление, разумеется, не было единственным. К. Рич во время поездки в Арделан в 1820 г. встречался с Аманаллах-ханом именно в Бане, где, по словам К. Рича, полгода назад было восстание. Даже после его подавления приезд арделанского князя сопровождался массовыми актами жестокости — палочными ударами и вырыванием глаз. Так, только утром 9 сентября Аманаллах-хан ослепил трех представителей знати Бане, а «их дочерей и жен с женами и дочерьми других вельмож отослал в Сенне (Сенендедж)» 30.
Бане поныне остается одним из самых малонаселенных бахшей и беднейшим районом Иранского Курдистана 31.
Округ Саккыз представлял северную и северо-западную часть владений рода Бани Ардалан. В настоящее время Саккыз — один из одиннадцати шахристанов пятого астана в Иране и находится между Сенендеджским и Мехабадским шахристанами.
В отличие от других булуков Арделана в Саккызе всегда было развито в большей степени земледелие, нежели скотоводство. Именно этот район снабжал хлебом соседние округа: Бане, Авроман и другие. Находясь в сравнительном отдалении от пограничных конфликтов, Саккыз никогда не причинял столько беспокойства князьям Арделана, сколько Авроман или Джаванруд. В Саккызе, как и в Джаванруде, правила побочная ветвь рода Бани Ардалан. Правители Саккыза именовали себя наибами или «наместниками» валиев Арделана и вели себя в отношении своих сюзеренов, по-видимому, в достаточной мере лояльно. Во всяком случае, в хронике Хусрава б. Мухаммада не упоминается ни одного случая неповиновения или непокорности правителя Саккыза, и об округе Саккыз автор хроники говорит лишь дважды 32. [55] По свидетельству К. Рича, правитель Саккыза был любимцем Аманаллах-хана 33.
Исфандабад (Али-Шакар) — восточный район Арделана, ныне один из дихистанов бахша Корве Сенендеджского шахристана, отделяемый от Керманшахского шахристана естественной границей высоких гор. Исфандабад — один из плодороднейших районов АрдеЛана. Пшеница произрастает там, орошаемая лишь дождем, и дает урожай больше, чем где-либо в Курдистане 34. В хронике Хусрава б. Мухаммада Исфандабад, как и Саккыз, упоминается дважды 35.
Центральным районом, образующим непосредственное окружение столицы Бани Ардаланов города Сенендеджа, был Xасанабад. Свое название район заимствовал от древней могучей крепости, которая находилась в 10 км к юго-западу от Сенендеджа 36. Ныне Хасанабадом называется один из дихистанов бахша Хуме Сенендеджского шахристана и поселение в 8 км к югу от Сенендеджа 37.
Города
Согласно хронике Хусрава б. Мухаммада, столица Бани Ардаланов Сенендедж, или Сенне 38, построена Сулайман-ханом. Время построения города, по преданию, заключено в слове *** (перс. «страдания»), что по абджаду соответствует 1046/1636-37 г. Однако и Шараф-хан Бидлиси, и Хусрав б. Мухаммад упоминают Сенне в составе владений Тимур-хана б. Султан ‘Али-хана Бани Ардалана, правившего с конца 70-х годов XVI в. 39. Многочисленные надгробные надписи в окрестностях Сенендеджа относились, по сведениям Ф. Чернозубова, В. П. Никитина и К. Рича, ко временам Сасанидов, а древний город Сенне находился к югу от современного города 40.
Сенендедж расположен в долине, называемой Сахна, Синна или Сихне, у подножия гор, которые окружают его наподобие амфитеатра. Дж. Малколм, К. Рич, Дж. М. Киннейр, Т. М. Ликлама, Ж. де Морган, Е. И. Чириков, Н. В. Ханыков, А. Гагарин [56] и другие авторы, побывавшие в Сенендедже, неизменно восхищались красотой и живописным расположением города, представлявшего разительный контраст с голыми и каменистыми отрогами, его окружавшими 41.
Арделанские князья любовно украшали свою столицу, в особенности Хусрав-хан и его сын Аманаллах-хан. В числе главных достопримечательностей Сенендеджа перечисленные выше авторы упоминали превращенный в замок княжеский дворец, располагавшийся на небольшом возвышении на самом видном месте. Подножие беломраморного дворца окружали прекрасные строения, в том числе мечеть Дар ал-Ихсан, отличавшаяся совершенством архитектуры и величественностью 42. Ее стены украшали темно-синие изразцы и на карнизах был написан весь Коран.
Дж. Малколм и К. Рич оставили подробное описание дворца валиев со знаменитым таларом («залой»), построенным при Хусрав-хане и украшенным многочисленными картинами 43. Колонны из светящегося мрамора, богатая позолота, гармоничное сочетание цветов на потолке, напоминавшее мозаику,— «все вместе создавало единое пламя золотых и сверкающих красок» 44. Фасад зала, украшенный колоннами, выходил на террасу, с которой открывался вид на город. На террасе бил фонтан, высота которого соответствовала размерам террасы и здания.
Кроме этого зала, во дворце было много и других помещений, украшенных с той же пышностью и великолепием 45. Представляют интерес приведенные в хронике Хусрава б.’Мухаммада, по-видимому, бытовые названия отдельных помещений княжеского дворца: *** (перс. «надорванный живот») — столовая, где наедались до отвала; *** (перс. «помещение для калама») — кабинет валия 46.
Арделанские князья разбили в Сенендедже сады Хусравабад, Аманийе и другие, с павильонами и бассейнами, по образцу Чарбага в Исфахане. К. Рич писал, что такого прекрасного сада, как Хусравабад, он на Востоке не видел 47. [57]
Роскошь и богатство построек вызывали поборы, ложившиеся тяжелым бременем на плечи эксплуатируемых слоев населения, и свидетельствовали, по справедливому замечанию К. Рича, не только о блестящем вкусе правителей, но и о тирании: «Путешественник восхищается великолепием Аманаллах-хана, но несчастный горожанин и крестьянин стонут, когда упоминают его постройки» 48.
Саккыз, столица местной династии беков, представлял второй по величине город Арделанского княжества XVIII—XIX вв. В 66 км к юго-западу от Саккыза располагался городок Бане (курд. Барожа, «восточный склон горы»). К началу XIX в., по описанию К. Рича, Бане представлял собой «жалкое грязное местечко», едва ли заслуживавшее название города. От близлежащих деревень его отличали только большие размеры. На невысоком холме стоял «амарет, или замок», здешнего правителя 49.
Религия
Большинство населения Сенендеджского Курдистана принадлежало к суннитам шафиитского толка. Шииты проживали лишь в Исфандабаде. Семья правителей Арделана также исповедовала шиизм. Некоторые авторы склонны были, однако, считать, что они лишь притворялись шиитами, «чтобы доставить приятное государю Персии» 50.
В Арделане преобладал, по мнению В. Ф. Минорского, умеренный суннизм с сильным влиянием шейхов Накшбанди, резиденцией которых были два селения в Авромане, о чем упоминалось выше. Там обосновался род шейха ‘Усмана. Именно эти шейхи, проживавшие в самых недоступных географических точках Арделана, создавали в основном идеологический климат всей области.
Курды в Арделане относились с полной веротзрпимостью к халдеям и иудеям, которые проживали в Сеяендедже. В восточном углу города, в христианском квартале, находилась церковь халдеев, с которыми курды жили «в добром согласии и равенстве» 51. По мнению отдельных авторов, курды Арделана не были ревностными мусульманами и исповедовали эту веру лишь по имени. Однако в возможности их обращения в другую веру эти авторы сомневались. Так, А. Богданов приводит известный ему случай, когда в Арделан прибыли бабиды для распространения среди курдов своего вероучения. Те поинтересовались, сунниты [58] они или шииты. Узнав, что приезжие ни то, ни другое, курды стали совещаться, не лучше ли миссионеров попросту убить. Те сочли за благо тут же уехать 52.
С нетерпимостью арделанские курды относились лишь к племенам, исповедовавшим езидизм,— вероучение, неприемлемое с точки зрения ортодоксального ислама. Хусрав б. Мухаммад не раз на страницах своей хроники разражается проклятиями в адрес ненавистных «дьяволопоклонников». Другие вероисповедания, хотя Курдистан называют «заповедником религий», в хронике не упоминаются.
Язык
Язык арделанских курдов (к югу от реки Джагату до южной границы области) называют диалектом курдистани 53. В Бане и Саккызе говорят на мукринском наречии. В Мариване распространен тот же диалект, что и среди племени джафов,— близкий, к курманджи. В Авромане бытует диалект авроми, или авромани, в котором, по наблюдению Д. Маккензи, морфологические процессы отличаются большей сложностью, нежели в любом другом курдском диалекте 54.
Авроми принадлежит к довольно значительной языковой группе гурани. На гурани ныне говорит племя гуран, обитающее в горах, севернее горной дороги Багдад—Керманшах. Кроме племени гуран и жителей Авроман-тахта и Авроман-лухуна, на гурани говорят в районе Паве, в долине небольшого южного притока реки Сирван и в районе Кандула у истоков реки Баниан, а также племя баджилан, проживающее севернее Мосула, в Зохабе и северном Луристане 55. Бытующий в районе Дерсима диалект заза также считается родственным авроми и принадлежит к группе гурани 56.
Целый ряд авторов принимает гурани за диалект персидского, избежавший благодаря его локализации в горных районах Керманшаха и Арделана проникновения арабских слов. По мнению Э. Б. Соуна, курдскому языку (курманджи) присущи свои характерные грамматические формы, словарь и идиоматические выражения, которые с гурани не имеют ничего общего 57.
Любопытнейшее историческое явление, пока еще не нашедшее ясного и обоснованного объяснения, представляет факт, что [59] именно на диалекте гурани, который по мнению ряда авторов чужд курдскому языку, в Арделанском княжестве развивалась богатая литература, написаны произведения художественные, исторические и теологические. Гурани был языком классической литературы в Арделане. В. Ф. Минорский назвал гурани придворным языком династии Бани Ардалан 58. И хотя Э. Б. Соун упорно именует этот диалект отмирающим, в Сенендедже и его окрестностях и в настоящее время существует обширная поэзия на гурани 59.
Правители Арделана весьма поощряли при своем дворе развитие этой диалектальной литературы. Арделанским князьям, по словам Э. Б. Соуна, в этом усердно подражали султаны Авромантахта 60. В Британском музее хранится рукопись антологии образцов поэзии на гурани, подаренная Музею уроженцем Сенендеджа доктором Са’идом. Составил антологию ‘Абдалму’мин б. Джамаладдин Мубаййин ал-Мулк в Сенендедже в 1783— 1785 гг. 61. Рукопись содержит образцы сочинений двадцати семи поэтов, все они родились в Сенендедже или в Авромане.
С конца XVIII в., однако, в поэзии стал преобладать персидский язык. В первой половине XIX в. на фарси писали свои стихи многие поэты Арделана, современники Хусрава б. Мухаммада. Тон задавали сами князья из дома Ардалана. В антологии Мирза ‘Абдаллаха Санандаджи Тазкире-йи Хадике-ий Аманаллахи приводятся стихи Хусрав-хана Накама и его жен: известной курдской поэтессы Мах Шараф-ханум Курдистани и каджарской принцессы Валийе-ханум, а также его сыновей Риза-Кули-хана и Аманаллах-хана II. На персидском языке развивается местная локально-династийная историография.
Социально-экономические отношения
Социально-экономическая] структура] Арделанского княжества совсем не изучена. У многих авторов вообще существует тенденция архаизировать курдское общество и сложившиеся в его среде социально-экономические отношения. Дж. Малколм, например, писал в начале XIX в., что курды в своих манерах и обычаях совсем не изменились за двадцать три века, что прошли со времен Ксенофонта. «Тот без всякого труда,— писал Малколм,— смог бы признать [в них], если бы ему было дано возвратиться из рая, потомков врагов, с которыми он сражался среди этих дебрей» 62. [60] Ликлама в середине XIX в. описывает арделанскую деревню Корбе, сравнивая жизнь ее обитателей чуть ли не с «библейскими» временами. «…Эта семья,— рассказывает он о семействе деревенского старосты, — совершенно патриархальная, в некотором роде библейская… жила в полной простоте древних земледельцев-пастухов. Из большой комнаты, которую я занимал… мне казалось, что я присутствую на античном представлении, когда я увидел к закату солнца трех юных и прекрасных дочерей моего хозяина, занятых доением коров и овец, которых два их старших брата пригнали с пастбищ» 63.
Причина отмеченной различными авторами хозяйственной отсталости Курдистана, по их мнению, лежала в кочевом скотоводческом укладе, который для заселенных курдами областей считался основным и едва ли не единственно возможным. В сознании путешественников по Курдистану и исследователей курдского общества экономика курдских районов и кочевой скотоводческий уклад связаны настолько прочно, что существование и развитие в Арделане земледелия побудило отдельных авторов назвать эту область «центром курдской оседлости» 64, а в некоторых случаях оседлых курдов Арделана склонны были вообще считать некурдами 65.
Утверждения о способности какого-то народа (в данном случае курдов) лишь на ведение кочевого скотоводческого хозяйства, которое к тому же объявлялось более отсталым и застойным, издавна служили оправданием колониализма. Изучение социально-экономического положения Арделанского княжества показывает полную несостоятельность теории о скотоводческой моноспециализации курдов.
Арделан представляет собой горную область с хорошо орошенными долинами. Наличие этих долин и большая или меньшая доступность гор (самые высокие вершины не превышают 3000 м) создавали предпосылки для развития как скотоводства, так и земледелия. В Арделане поэтому имело место давнее совмещение земледельческого и скотоводческого хозяйств. При этом в различных районах соотношение скотоводческого и земледельческого хозяйств было весьма неодинаковым. В Исфандабаде, районе Сенендеджа, Мариване скотоводство по своему хозяйственному значению уступало место земледелию; в Авроман-тахте, Авроманлухуне, Бане основу хозяйства составляло овцеводство, а земледелие носило вспомогательный характер.
По свидетельству Керзона, большинство арделанских курдов обрабатывало и возделывало землю в долинах и на склонах гор, но еще большее число из них держало стада овец, коз и крупный [61] рогатый скот. Кочевое хозяйство существовало. Однако в большинстве случаев «мерилом их кочевых обычаев,— отмечает автор,— служит то, что в летние месяцы они перебираются на поля в более возвышенные [районы], расположенные над деревнями, в которых они живут зимой» 66. Тем не менее многие курдские племена Арделана, например, могущественное объединение джафских племен, билбасы, мандуми, галбаги и другие, продолжали вплоть до середины XIX в. вести кочевой образ жизни, сохраняя принадлежность к хозяйственно-культурному типу кочевников-скотоводов.
Весьма интересны в качестве красочной иллюстрации впечатления Ликлама, проделавшего во второй половине XIX в. путь из Хамадана в Сенендедж и из Сенендеджа до ирано-турецкой (ныне ирано-иракской) границы через Авроман и Мариван. Описание французского путешественника представляет Арделан того времени как бы в горизонтальном (с востока на запад) срезе. Автор описывает многочисленные деревни. «Всюду деревенские жители были заняты обмолотом зерна (стоял сентябрь месяц.— Е. В.)» 67. Многие долины были прекрасно возделаны, а местные курды, по свидетельству путешественника, имели «вид добропорядочный и мирный и были заняты обработкой садов и фруктовых деревьев, которые содержатся в весьма хорошем состоянии» 68.
И на пути из Сенендеджа в Авроман автор увидел «возделанные земли вокруг многочисленных деревень», в ложбинах между горными склонами 69. Однако по мере удаления от Сенендеджа и приближения к Авроману ландшафт становился все более диким и пустынным. Но и в неприступном высокогорном районе, каким предстал перед автором Авроман, все земли на немногочисленных участках, пригодных для земледелия, были, по его свидетельству, прекрасно обработаны 70.
Сведения Ликлама, Малколма, Киннейра и Кер Портера позволяют уяснить важную особенность экономической жизни этого района, а именно — достаточно сильно размытые границы между оседлым земледельческим и кочевым скотоводческим укладами хозяйства. В Арделане число «чистых» земледельцев, совершенно чуждых скотоводству, было незначительным. Кочевники Сенендеджского Курдистана также постепенно переходили к оседлой и полуоседлой жизни. Зимой они оставались в своих деревнях, а летом поднимались в горы, расположенные неподалеку 71. По свидетельству Ликлама, Кер Портера и других авторов, многие [62] деревни были заселены лишь в зимние месяцы года 72. Так, проезжая через Мариван в двадцатых числах сентября, Ликлама не обнаружил в некоторых селениях ни одного жителя — они еще не возвратились со своих летних кочевий, которые находились близ деревни.
Наличие кочевничества и кочевого хозяйства скотоводов само по себе свидетельствует не об отсталости этой области, а лишь о малой пригодности части территории для земледелия и большей рентабельности скотоводческого уклада для данного региона. Огромные горные массивы и высокогорное плато могли эксплуатировать только скотоводы. В таких условиях скотоводческое хозяйство было более продуктивным и экономически выгодным. Сохранение кочевого скотоводческого уклада в Арделане до конца XIX в. объясняется не столько хозяйственной отсталостью вообще, сколько преимуществами самого скотоводческого производства. Поэтому и при наличии плодородных, пригодных для земледелия районов курды Арделана зачастую пренебрегали земледелием ради скотоводства. Кроме того, — и это обстоятельство представляется особенно важным для понимания особенностей социально-экономического развития этого региона,— в бурной, наполненной постоянными военными столкновениями и пограничными конфликтами истории этих районов именно мобильное кочевое хозяйство спасало Арделан от полного экономического истощения и гибели всех производительных сил.
Обездоленные крестьяне и ремесленники покидали насиженные места и примыкали к кочевникам. Именно в хозяйстве кочевников-скотоводов сосредоточивались производительные силы Арделанского княжества во времена полной разрухи и разорения деревень Арделана, а подобное положение области Хусрав б. Мухаммад описывает в своей хронике многократно. Таким образом, на примере истории Арделанского княжества можно видеть, что кочевое скотоводство проявило себя не воплощением хозяйственной отсталости и тормозом социально-экономического развития, а единственным условием сохранности и существования данного социального организма.
Тормозом экономического развития Арделанского княжества прежде всего служили слабые связи между его отдельными районами, его хозяйственная разобщенность. В зимнее время года дороги в горных районах были занесены снегом в течение четырех-пяти месяцев и сообщение прекращалось. Жизнь населения горной деревушки в это время сосредоточивалась, по словам де Моргана, на пространстве около полугектара 73. Никто не покидал деревни, не отваживался передвигаться в горах. Если же суровой [63] и долгой зиме предшествовал плохой урожай, начинался страшный голод. В этих небольших человеческих колониях, погребенных под снегом, оторванных от всего мира, происходили события, исполненные трагизма,— в некоторых деревнях на высоких плато за одну зиму, по свидетельству де Моргана, население уменьшалось на девять десятых 74.
Отсутствие прочных экономических связей между отдельными районами Арделанского княжества приводило к сцеплению социально-экономических интересов вокруг небольших местных центров. Вся эта масса мелких и мельчайших территорий раздиралась постоянной междоусобной враждой. Султаны Авромантахта и Авроман-лухуна, Авромана и Маривана, правители Маривана и Бане постоянно враждовали друг с другом, интриговали и заключали союзы один против другого. Между племенами тоже происходили постоянные войны. Самого ничтожного повода, самого незначительного оскорбления, по словам Ф. Чернозубова, было достаточно, чтобы два племени, вчера еще дружественные, напали друг на друга. «Часто смертельный бой прекращался лишь с истреблением одной из воюющих сторон или обеих вместе» 75. Их постоянная борьба в целом усиливала власть арделанских князей, которых словами Ф. Энгельса можно охарактеризовать как «представителей централизации в самой раздробленности» 76.
Бесконечные междоусобицы местных феодалов, опустошительные вражеские набеги и войны, продолжавшиеся иногда целыми столетиями (например, в XVI и XVIII вв.), приводили к громадным разрушениям, к варварскому уничтожению производительных сил: средств труда и самих производителей. В описании Хусрава б. Мухаммада Арделан не раз предстает опустевшим и разоренным, являя разительный контраст с красочным описанием Ликлама, на которое мы неоднократно ссылались выше.
Особенно пострадал Арделан в XVIII в., когда, по словам Хусрава б. Мухаммада, «от вражеских жестокостей вилайет был доведен до крайности» 77. В 1155/1742-43 г. в Арделанском княжестве разразился сильный голод, который унес множество жизней. С согласия арделанского валия были взломаны шахские амбары, где, по свидетельству Мухаммада Ибрахима Ардалани, хранилось двенадцать тысяч харваров 78 зерна, перевезенного по приказу Надир-шаха в Арделан для нужд армии 79.
Арделанское княжество, согласно хронике Хусрава б. Мухаммада, почти обезлюдело и стало приходить в запустение. [64] Назначенный в 40-х годах правителем Арделана Хаджжи Мавла-Вирдихан Каджар не нашел подданных и возвратился ни с чем, поскольку подати и налоги собирать было не с кого 80. Такая же судьба достигла и Субхан-Вирди-хана, в шестой раз назначенного правителем Арделанского княжества. «На этот раз,— говорится в хронике,— вилайет пребывал в полном запустении, и из подданных никого не находили» 81. Когда Субхан-Вирди-хана назначили правителем в восьмой раз, он «не собрал ни одного динара податей» 82.
В запустении оставался Арделан и во второй половине XVIII в. Столица Арделана — город Сенендедж был разорен, разграблен и сожжен после нападения войска Карим-хана Занда. Вот как описывает автор хроники положение в Арделанском княжестве к 1170/1756-57 г., когда к власти пришел Хусрав-хан б. Хан Ахмад-хан: «Область предана огню, работы не ведутся, деревни разрушены, подданных не найти, знатных и благородных нет…» 83.
«Рассеялось и разбрелось» население Арделана и в 80-х годах XVIII в., налоги по-прежнему собирать было не с кого. Опустошенными и необитаемыми оставались деревни и селения Маривана, одного из самых плодородных районов Арделана 84.
Приведенные в хронике Хусрава б. Мухаммада краткие сведения о положении в Арделане показывают, что непродолжительные периоды относительного экономического благополучия 85 не могли дать прочного и ощутимого хозяйственного подъема. Поэтому трудно поверить автору, что с приходом к власти Хусрав-хана «за короткое время» Арделан превратился в область «населенную и процветающую», «страна расцвела и украсилась». И иранские государи, со своей стороны, по-видимому, сознательно старались не допускать роста и процветания владений Бани Ардаланов, своих могущественных вассалов, покорных временами лишь номинально.
Подобное положение не создавало условий для развития производительных сил. Земледельческая техника в Арделане оставалась чрезвычайно примитивной вплоть до второй половины XIX в. В этом отношении Сенендеджский Курдистан представлял типичный регион Ирана 86.
Некоторое представление об орудиях труда курдских земледельцев Арделана середины XIX в. можно составить по отдельным замечаниям Ликлама 87. Землю курды обрабатывали с [65] помощью примитивного плуга, который тащили два быка, или вручную небольшими мотыгами, к которым была приделана очень длинная деревянная ручка. Проезжая через курдские селения в сентябре, Ликлама мог наблюдать, как собранный урожай обмолачивали «с помощью небольших саней, которые тащили быки. Под санями находится ось с деревянными колышками на ней, которая переворачивает и обмолачивает хлеб с помощью этих колышков. Упряжкой быков управляет ребенок, сидящий на передке санок … Другие жители довольствовались тем, что заставляли топтать рассыпанные по земле снопы [двигавшихся] в одной упряжке быков и ослов, которые ходили по кругу» 88.
Зерно перемалывали на мельницах, которые Ликлама встречал неоднократно,— для их строительства многочисленные горные реки и протоки Арделана создавали исключительно благоприятные условия. Урожай хранили в ямах, которые выкапывали в земляном полу жилых комнат 89.
Ткацкий станок, бытовавший в Арделане в середине XIX в., отличался примитивностью устройства и представлял собой «разновидность очень низкого деревянного станка, который соединяется со вторым станком, стоящим горизонтально и параллельно первому. Это приспособление держит натянутыми нити, образующие основу, и, перебирая их и поднимая пальцами левой руки, как бы играя на арфе, правой рукой женщина перемещает между ними туда-сюда уток с шерстью разнообразной расцветки. Система очень простая. Курдские женщины иногда тратят год или два, чтобы соткать один из таких богатых и нежных ковров, цена которых сравнительно невелика и далеко не компенсирует труд, на него затраченный» 90.
Уровень жизни трудового населения в Арделане был чрезвычайно низким. И хотя Хусрав б. Мухаммад не описывает жизнь простых людей, крестьян и кочевников-скотоводов, о ней можно судить по многочисленным голодным годам, по эпидемиям чумы и холеры, которые упоминаются в хронике не раз, по разрухе, царившей в Арделанском княжестве десятилетиями 91. Даже на фоне беспросветной нужды и голода, среди которых прозябали трудящиеся Ирана, курдские селения, по мнению некоторых авторов, отличались своей нищетой 92 и производили далеко не всегда такое радостное впечатление, как на Ликлама.
Жалкое и нищенское существование этих деревушек, которые на высокогорном плато (Ликлама в этих районах не был) напоминали де Моргану вырытые кротом бугорки, подчеркивалось [66] особенно контрастно пышностью и богатством столицы Арделанского княжества, где проживал князь (валий) и его ближайшее окружение.
Роскошь и богатства правящего класса создавались за счет беспощадной эксплуатации крестьянства и рядовых кочевников-скотоводов. При этом острие эксплуатации было направлено на оседлое население, которое жило в постоянном страхе перед разбойничьими набегами феодалов.
В оседлой среде арделанских курдов феодальные отношения получили более четкое выражение, чем в других районах Курдистана, где главенствующую роль в экономической жизни играл кочевой уклад. Родо-племенная структура в оседлой среде продолжала еще существовать, но была выражена гораздо слабее, чем у кочевников, где она служила основной формой социальной организации.
По свидетельству Ф. Чернозубова, оседлые курды Арделана во второй половине XIX в. еще продолжали причислять себя к тому или иному аширату 93. Однако побывавший в Иранском Курдистане в 1900-01 г. капитан П. Максимович-Васильковский полагал, что различные племенные подразделения утратили к тому времени всякое значение: «При расспросах о принадлежности к племени и роду жители деревень и даже ага не могли назвать свое племя или род. Существующие названия племен в данное время утратили всякое значение нравственной спайки курдов» 94. К. Рич еще в 1820 г. четко отличал жителей Арделана, или «крестьянскую касту», от «людей племени» (clansmen) — их соседей бабанских курдов 95.
Господствовавшие в Арделане феодальные отношения четко делили курдов на две главные социальные группы: класс эксплуататоров-феодалов и класс эксплуатируемых — земледельцев и скотоводов. В среде скотоводов-кочевников эксплуатация в определенной степени облекалась в форму патриархальных обычаев, сохранялась какая-то иллюзия общности интересов и жизни рядовых членов племени и его верхушки, основанная на идее общего происхождения 96. В оседлой земледельческой среде классы эксплуататоров и эксплуатируемых достаточно изолированы и представлены полярными фигурами помещика и феодально-зависимого крестьянина. У оседлой знати, по наблюдению А. И. Першица, не было необходимости ни тормозить процесс феодализации, ни вуалировать феодальную эксплуатацию 97. [67]
Курдские помещики в Арделане большей частью не жили в принадлежащих им деревнях, их интересы там представлял и оберегал староста (кетхуда) или управляющий из родственников помещика. Так, владетель деревни Хаджимене, в которой побывал Ликлама в середине XIX в., проживал в Тегеране. Управлял деревней староста, который должен был ежегодно доставлять помещику часть урожая в Тегеран 98. Четыре хана, владетели «довольно значительной» деревни Хамакесси, насчитывавшей 200 домов, жили в Хамадане, но приезжали в свои поместья на время уборки урожая. Приезды эти, по словам Ликлама, сопровождались чудовищными поборами 99. Обобрав крестьян до нитки и нисколько не интересуясь их существованием и судьбой до следующего урожая, помещики удалялись в Хамадан.
Райя, раийяты или подданные, в отличие от ханов и ага, не владели ни землей, которую обрабатывали, ни какой-либо собственностью вообще. Ага мог отнять у раийята все, что у него было, и тот не имел права оказывать никакого сопротивления. И если ага или «благородный курд» наносил раийяту оскорбление или побои, тот мог лишь жаловаться своему помещику, а помещик уже — взыскать или не взыскать с обидчика. В руках класса феодалов была сосредоточена вся полнота власти, народ, по свидетельству Ф. Чернозубова, должен был «только работать и обрабатывать землю для агаларов» 100. Для наказания раийята существовал даже особый кнут, сплетенный из металлических проволок, длиной от 1,5 до 3 м. Когда ага наказывал раийята, то наносил удары этим кнутом 101.
Помещичья доля урожая в Арделане была неодинаковой в разных районах. Наименее благоприятно для крестьянина раздел урожая происходил в непосредственной близости от Сенендеджа. В радиусе 7 миль от города, по сведениям А. К. Лэмбтон, землевладелец забирал более половины пшеницы и ячменя. В других, более отдаленных районах помещик в основном получал 1/5 урожая 102. Крестьяне, по наблюдению А. К. Лэмбтон, почти или совсем не чувствовали себя в безопасности от собственных ханов, которые смотрели на них как на движимое имущество: «На практике крестьянину не были гарантированы ни жизнь, ни средства к существованию» 103.
При чудовищной, не ограниченной какой-либо законностью эксплуатации, изъятии у земледельцев не только прибавочного продукта их труда, но и необходимого, курды Арделана считались [68] превосходными садоводами и земледельцами 104. В особенности, по мнению В. Ф. Минорского, это было характерно для племени гуран и для племен, ему родственных. Автор высказал убеждение, что это указывало на давнюю культурную традицию 105.
По этой причине, по-видимому, всех курдов Арделана их соседи — кочевые курды — стали называть гуранами (горанами), или земледельцами в отличие от скотоводов 106. Так называли арделанских курдов бабанцы и, следуя извечному антагонизму между кочевниками и оседлым населением, принимали их за более низкую и презираемую «расу». Эта точка зрения нашла достаточно полное и ясное отражение в дневнике К. Рича, который поддерживал дружественные отношения с бабанским эмиром, ездил в Арделан в 1820 г. в сопровождении представителя бабанского эмира ‘Умар-ага Бабана и смотрел на арделанцев и их правителей глазами их соседей-бабанцев 107.
Это обстоятельство и породило значительную вариантность в толковании названия гуран (горан), под которым понимали то определенное племя, проживавшее на территории Арделана, то земледельца в отличие от кочевника-скотовода, то «не-клансмена» в отличие от «людей племени».
В социально-экономических отношениях и общественной жизни кочевников Арделана оставался ряд пережитков дофеодального строя, например сохранение собрания всех членов рода в качестве высшего органа власти. Так, в племенах, которые принадлежали к билбасам, не раз упоминаемым в хрониках арделанских авторов, каждый человек (даже самого низкого звания) имел голос в общественных делах. «Вы можете договориться с билбасскими вождями и прийти с ними к соглашению,— писал К. Рич,— как вдруг подбежит какой-нибудь рядовой член [племени] и скажет: “Я с этим не согласен” — и этого достаточно, чтобы дело было испорчено в момент» 108.
Однако глава племени обладал большой властью. По своему усмотрению он распоряжался собственностью и жизнью любого члена племени 109. В курдском кочевье основные классы общества также были разграничены достаточно четко: феодалы, [69] сосредоточившие в своих руках основные орудия производства (в частности, такое воспроизводящее себя орудие труда, как скот), и более или менее обедневшие соплеменники.
Курдские кочевые племена Арделана, обладая большой мобильностью и военной мощью, представляли значительную силу и играли, как это видно из хроники Хусрава б. Мухаммада, важную роль в социально-экономической и военно-политической жизни Арделана. Конные отряды кочевников составляли дружины феодалов, которые эксплуататорский класс использовал для набегов и обложения данью оседлого населения. Для того чтобы успешнее эксплуатировать оседлое население, феодалы должны были иметь прочную опору именно в кочевом племени с его мобильной и сильной организацией. Это наблюдение принадлежит исследователю общественно-политического строя родо-племенных обществ Северной Аравии А. И. Першицу 110 и вполне применимо к курдским племенным организациям. А. И. Першиц приходит к выводу, что именно эти обстоятельства обусловили живучесть и консервацию остатков патриархально-родового строя.
Класс феодалов в Арделанском княжестве XVI — первой половины XIX в. можно условно разделить на пять основных групп 111: 1. старинная курдская потомственная знать — семья Бани Ардалан, правящие роды в Авромане, Бане, Саккызе, Мариване, Джаванруде; 2. главы кочевых племен (ил-беки); 3. мусульманское духовенство; 4. частные землевладельцы; 5. представители центрального аппарата власти в Иране.
В различные периоды истории Арделанского княжества судьбы этих групп складывались по-разному, главенствующая роль переходила от одной группы к другой. В основном борьба за власть свелась к военно-политическому соперничеству первой группы и пятой (точнее иранских властей, которые она представляла) и закончилась во второй половине XIX в. отстранением от власти правящих родов в Бане, Мариване, Саккызе и князей из дома Бани Ардалан. Власть перешла к представителям династии Каджаров.
Знать кочевых племен представляла во все периоды истории Арделанского княжества заметную силу, поскольку или и илаты (кочевые племена и кочевники) составляли основную массу феодальных ополчений курдских эмиров. Но к середине XIX в. политическое могущество военно-кочевой знати в Арделане было подорвано непрекращавшимися попытками правящего рода Бани Ардалан ослабить и усмирить непокорных вождей племен и все усиливавшимся процессом оседания кочевников. [70]
Группа частных землевладельцев, наоборот, весьма возросла и окрепла и к середине XIX в. составила самый мощный в социально-экономическом отношении слой класса курдских феодалов Арделанского княжества. Знать кочевых племен, в значительной степени перешедших к оседлому образу жизни, тоже к тому времени превратилась в своем большинстве в типичных помещиков, которые рассматривали некогда пожалованные их племенам территории как свои наследственные владения.
Духовенство в течение всего этого периода сохраняло большое влияние на ход событий. Весь Курдистан, по словам В. П. Никитина, был покрыт сетью религиозных ячеек, руководимых шейхами. Ученики шейхов становились их представителями в племенах и при дворах правителей. Благодаря их деятельности курды брались за оружие по первому призыву своих шейхов, даже если временами это противоречило политической ориентации вождя их племени 112.
Подводя итоги, особенности социально-экономических отношений в Арделанском княжестве можно свести к следующему:
1. Для областей Арделана характерно наличие трех хозяйственно-культурных типов: оседлых жителей, которые вели земледельческое хозяйство; полуоседлого населения, сочетавшего скотоводство с земледелием, и кочевников-скотоводов. Однако границы между земледельческим оседлым и скотоводческим кочевым укладами хозяйства были в достаточной мере размыты, и преобладал хозяйственно-культурный тип земледельцев, которые занимались также и кочевым скотоводством. При этом кочевание носило преимущественно вертикальный характер. Летние пастбища, как правило, располагались высоко в горах, недалеко от деревень.
2. В связи с преобладанием оседлого земледельческого уклада феодальные отношения в Арделанском княжестве нашли свое зрелое и четкое выражение. Феодальная эксплуатация носила откровенный характер и не была завуалирована родо-племенными обычаями. В Арделане особенно наглядно выступает прямо пропорциональная зависимость между степенью перехода к оседлому земледелию и ослаблением родо-племенных традиций, которые консервировались в среде кочевников.
3. Более четкое классовое расслоение, зрелость форм феодальной эксплуатации и феодальных отношений требовали и большего упрочения классовой диктатуры, более мощный аппарат угнетения и господства. Поэтому в Арделане наблюдается и более высокая степень развития политической надстройки — в области на протяжении семи столетий существовал могущественный феодальный эмират. [71]
Этническое самосознание
Арделан в XVIII—XIX вв. был заселен одними курдами, за исключением Исфандабада, где проживали также персы и тюрки. Длительное проживание в одинаковых природных условиях, единство территории в пределах исторически сложившегося региона, своеобразие социально-экономических отношений, общность — насколько это возможно в условиях феодальной раздробленности — политической жизни, то обстоятельство, что на протяжении семи веков арделанские курды составляли один, оформленный в виде княжества политический организм, способствовало тому, что Арделан стал одним из центров этнической консолидации курдов. И именно в хронике Хусрава б. Мухаммада мы находим свидетельства осознания арделанскими курдами своей локальной общности.
Процесс консолидации курдов Арделанского княжества привел к тому, что племя в их среде в основном утратило роль этнического носителя самосознания. Разрушение племенных связей нашло свое отражение в неустойчивости и неопределенности номенклатуры родо-племенных объединений. Сравнение хроники Хусрава б. Мухаммада и Шараф-наме — исторических памятников, которые разделяют два столетия,— дало возможность выявить изменения в употреблении такого рода терминологии в курдской среде.
При изучении труда Шараф-хана Бидлиси Шараф-наме в кажущейся неупорядоченности употребления терминов таифе, кабиле и ‘ашират удалось выявить некоторые закономерности 113. Представляется возможным наметить более или менее четкие семантические особенности каждого из этих терминов. Таифе означает в Шараф-наме «народ», «племя» независимо от его количественной и иной характеристики. Термины ‘ашират и кабиле более конкретны: кабиле называлось обычно небольшое племя, ‘аширатом — большое племя или союз племен.
Употребляемые Хусравом б. Мухаммадом термины ил, хашам, таифе, ‘ашират и другие, обозначавшие когда-то реальные, отличавшиеся друг от друга родо-племенные общности, в хронике утратили первоначальные различия, нивелировались и представляются синонимичными. Неопределенность родо-племенной номенклатуры в историческом источнике явилась результатом ослабления родо-племенных традиций в среде арделанских курдов.
Этническая консолидация Арделана сопровождалась единым самоназванием населения, о чем свидетельствует хроника Хусрава б. Мухаммада. Историк именует арделанцев курдистанцами — [72] и только арделанцев. Соседи арделанских курдов бабанцы на страницах хроники называются курманджами и даже «чужими» 114. Таким образом, в сочинении арделанского историка достаточно отчетливо выражена антитеза «мы» — «они», имеющая важнейшее типологическое значение при взаимном различении этнических общностей 115. Носителем этнического сознания в Арделане конца XVIII —начала XIX в. выступает не племя, а единица этнической классификации более высокого порядка. Арделанские курды XVIII—XIX вв. представляли собой общность, единство которой, как показывает хроника Хусрава б. Мухаммада, нашло свое выражение в региональном самосознании.
Текст воспроизведен по изданию: Хусрав ибн Мухаммад бани Ардалан. Хроника. М. Наука. 1984
© текст -Васильева Е. И. 1984
© сетевая версия-Тhietmar. 2003
© OCR- Alex. 2003
© дизайн -Войтехович А. 2001
© Наука. 1984
Комментарии 1 Сенендеджский шахристан граничит на севере с шахристанами Саккыз и Мераге, на юге — с шахристаном Керманшахан, на западе — с Ираком и на востоке — с шахристанами Хамадан и Биджар и состоит из восьми бахшей и тридцати дихистанов. К 1953 г. там насчитывалось 380 тысяч жителей. Подробнее см. Фарханг-и джуграфийа-йи Иран. Т. 5, с. 251—255.
2 Колюбакин, с. 72—73.
3 Rich. Vol. 1, с. 216.
4 Ныне название Карафту сохранилось лишь за селением в северной части Сенендеджского шахристана — дихистан Убату (Хубату), бахш Дивандаре. См. Фарханг-и, джуграфийа-йи Иран. Т. 5, с. 357—358.
5 В настоящее время Тила-кух и Хорхоре — два дихистана в бахше Дивандаре. В центре Хорхоре находится самая высокая гора Арделана Чехель-Чешме. См. там же, с. 101, 164—165.
6 Ныне один из дихистанов бахша Хуме Сенендеджского шахристана, к востоку от города Сенендеджа. Там же, с. 251.
7 Один из трех дихистанов бахша Разаб Сенендеджского шахристана к северо-западу от Сенендеджа. Там же, с. 366.
8 По-видимому, Жаверуд, дихистан бахша Разаб. Там же, с. 218—219.
9 Убату (Хубату) и Сарал — ныне два дихистана в бахше Дивандаре; Сарал составляет южную часть бахша, Убату — северо-западную. Дихистан Кара Туре находится к востоку от Убату. Хусейнабад —один из дихистанов бахша Хуме, к северу от Сенендеджа. Там же, с. 26—27, 219—220; EI. T. 4, с. 234.
10 Хадике-йи Насирийе, лл. 32—63.
11 Фарханг-и джуграфийа-йи Иран. Т. 5, с. 27—29.
12 Хроника, л. 33б.
13 Там же, л. 104б.
14 Бамдад. Т. 3, с. 88; т. 1, с. 333.
15 Минорский. Турецко-персидское разграничение, с. 373—374.
16 Там же.
17 Чиpиков, с. 328.
18 Rich. Vol. 1, с. 202.
19 Хроника, лл. 72б—73б.
20 Фарханг-и джуграфийа-йи Иран. Т. 5, с. 428.
21 Чеpнозубов, с. 48—50.
22 Lусklama. Т. 4, с. 67.
23 Хроника, л. 44б.
24 Там же, л. 73б.
25 Там же, л. 74а.
26 Там же, л. 94а.
27 Там же, л. 95а.
28 Шараф-наме. Т. 1, с. 367.
29 Правители пограничных с Турцией районов стали именоваться «султанами» по приказу государя Ирана после того, как турецкий султан назвал своих пограничных губернаторов «пашами» (уничижительное от «шах»). См. Чернозубов, с. 43—44.
30 Riсh. Vol. 1, с. 248.
31 Фарханг-и джуграфийа-йи Иран. Т. 5, с. 45.
32 Хроника, лл. 38а, 41а.
33 Riсh. Vol. 1, с. 243.
34 Фарханг-и джуграфийа-йи Иран. Т. 5, с. 11—12.
35 Хроника, л. 77а.
36 EI. T. 4, с, 234.
37 Фарханг-и джуграфийа-йи Иран. Т. 4, с. 143.
38 Вначале город назывался Сенне. После основания могучей крепости в центре города его переименовали в Сеннедедж («крепость Сенне») или Сеннедеж, а с течением времени Сеннедеж превратился в Сенендедж. См. Фарханг-и джуграфийа-йи Иран. Т. 5, с. 253.
39 Шараф-наме. Т. 1, с. 151; Хроника, л. 17а.
40 Чеpнозубов, с. 40; Никитин, с. 255; Rich. Vol. 1, с. 208.
41 См. Гагарин, с. 259; Xаныков, с. 9—10.
42 Чернозубов, с. 36—37.
43 Небезынтересна тематика этой живописи. Картины изображали битву при Чалдыране, сражение между Тимуром и султаном Байазидом, портреты некоторых шахов Сефевидской династии, Александра Македонского в персидском костюме и «с лицом кокетливой женщины», царя Соломона, портреты российского императора, принца Валесского, генерал-губернатора Индии, короля Испании, императора Германии, Наполеона, а также правящего иранского шаха — «с фунтовым грузом драгоценностей». См. Rich. Vol. l, с. 205.
44 Там же.
45 Mаlсоlm. Sketches of Persia. Vol. 2. с. 277; Rich. Vol. l, c. 204— 206.
46 Хроника, л. 86б.
47 Rich. Vol. 1, с. 201.
48 Там же, с. 207.
49 Там же, с. 245.
50 Там же, с. 209.
51 Чиpиков, с. 327—328. См. также Malcolm. Sketches of Persia. Vol. 2, с. 286.
52 Богданов, с. 24.
53 EI. Т. 4, с. 236.
54 MасКеnzie, с. 3.
55 Minorsky. The Guran, с. 75—76.
56 Куpдоев, с. 104.
57 Soanе, с. 58—59.
58 Minorsky. The tribes, с. 79.
59 Hикитин, с. 232.
60 Sоаnе, с. 57.
61 Там же.
62 Mаlсоlm. Sketches of Persia. Vol. 2, с. 273— 274.
63 Lусklamа. Т. 4, с. 33.
64 Максимович-Васильковский. Ч. 1, с. 127.
65 Чернозубов, с. 15—17.
66 Сurzon. Vol. 1, с. 552.
67 Lусklamа. Т. 4, с. 30—31.
68 Там же, с. 35—36.
69 Там же, с. 36, 56.
70 Там же, с. 59.
71 EI. T. 4, с. 235.
72 Lусklamа. Т. 4, с. 64; Ker Porter. Vol. 2, с. 564—565.
73 de Morgan. t. 2, с. 58—60.
74 Там же.
75 Чеpнозубов, с. 15.
76 Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии, с. 348.
77 Хроника, л. 41б.
78 Харвар — мера веса, равная 300 кг.
79 Supplement, с. 5.
80 Хроника, лл. 44а, 46б.
81 Там же, лл. 46б, 47а.
82 Там же, л. 47б.
83 Там же, л. 54а.
84 Там же, л. 61а.
85 Там же, лл. 48б, 54а.
86 The Cambridge History of Islam. Vol. 1, c. 576.
87 Lусklama. T. 4, c. 30—69.
88 Там же, с. 31.
89 Там же, с. 59.
90 Там же, с. 64—65.
91 Хроника, лл. 89а, 91б—93а, 98б.
92 Гагарин, с. 257; Ker Porter. Vol. 2, с. 565.
93 Чеpнозубов, с. 17.
94 Максимович-Васильковский. Ч. 1, с. 47.
95 Rich. Vol. 1, с. 214, 215. .
96 Пеpшиц. Хозяйство, с. 79.
97 Пеpшиц. Оседлое и кочевое общество, с. 38.
98 Lусklamа. Т. 4, с. 61—62.
99 Там же, с. 31—32.
100 Чеpнозубов, с. 19.
101 Там же, с. 25.
102 Lambton, с. 310.
103 Там же, с. 290.
104 Hикитин, с. 111; Максимович-Васильковский. Ч. 1, с. 133.
105 Minorskу. The tribes, с. 79.
106 По определению А. И. Гелавежа, «“горанами” назывались крестьяне, эксплуатируемые аширатом»,— в южном Курдистане, в северном Курдистане их называли «курманджами». Гелавеж, с. 63.
107 Пробабанские симпатии К. Рича проявились и в весьма нелестной характеристике, которую он дал Аманаллах-хану Бани Ардалану. Он приводит о нем много анекдотов, которые имели хождение, по-видимому, среди бабанских курдов.
108 Riech. Vol. 1, с. 150—151.
109 Hикитин, с. 193.
110 Першиц. Хозяйство, с. 139—140,
111 В основу положена классификация И. П. Петрушевского для Азербайджана и Армении XVI—XVIII вв. См. Петрушевский. Очерки, с. 89.
112 Hикитин, с. 310.
113 См. Васильева. Термины, с. 6—9 и предисловие к Шараф-наме. Т. 2, с. 25—26.
114 Хроника, лл. 4а, 43а, 53б.
115 Бpомлей, с. 33.
You must be logged in to post a comment Login
Leave a Reply
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
