Гасане Хаджисулейман родился и жил в Армении. Высшее филологическое образование получил на азербайджанском языке. Армяно-азербайджанский конфликт в 1989 году в Карабахе вынудил его вместе с другими соплеменниками покинуть обжитые места. Судьба определила для него местожительством Казахстан.
Обосновавшись в селе Ащибулак Илийского района Алматинской области, благодарный приютившей его земле, он быстро осваивает казахский язык. И именно здесь, в Казахстане, ощутив востребованность языка Пушкина и Толстого, совершенствует свой русский.
Наше село
Тайтан — звалось мое село,
Весной в округе всё цвело.
Меж нами годы пролегли,
Но памяти не замело…
Я по ночам порой не сплю,
Я вспоминать тебя люблю,
Село красивое мое,
То плачу, то, смирясь, терплю.
Ну как забыть те дни без бед?
Как не жалеть беспечных лет,
Веселых игр в родном краю,
Всего, чего теперь уж нет?
Мы мчались, дух переведя,
Ловили капельки дождя,
Но уходила туча вдаль,
С собою дождик уводя.
Потом по лужам луч плясал,
Звенели птичьи голоса…
А кто-то над селом, в горах
Джайляу в наш пейзаж вписал.
Я к той траве хочу припасть…
Хотя бы в гости к вам попасть,
Село, джайляу, родники,
Чтоб снова надышаться всласть.
Родник
Там, где бил родник из-под камней,
Поселилось несколько семей.
Девушки, невестки в летний зной
К роднику ходили за водой.
Но однажды тот родник иссяк,
Отчего, не знаю, вышло так.
Не искрится, не звенит вода,
Не спешат с кувшинами сюда…
Родниковая вода — щербет.
Заболел — лекарства лучше нет.
Ручейки, что с наших гор бегут,
Полноводным речкам жизнь дают.
Дорога вода из родника,
Как младенцу — капля молока.
Он здоровье нам давал не раз.
Мы окрепли — а родник угас.
Натрудился и устал вконец,
Постарел, как мать или отец.
Что же делать? Соберу друзей,
Мы очистим высохший ручей.
К величавым обернусь горам:
Возвратите, горы, воду нам!
И опять родник между камней
Заискрится, к радости людей.
Собой оставайся
Если ты друг мне —
Таким оставайся,
Если ты враг —
Не таись, не скрывайся.
Добрым считаешься —
Делай добро,
Жаден — копи
В сундуке серебро.
Если ты чист,
То открой свою душу.
Речью владеешь —
Дай повод послушать.
Ум — прояви,
Чтобы поняли люди.
Если же глуп,
То сомнений не будет.
Смейся, но к месту,
Коль ты весельчак.
Смейся без повода,
Если дурак.
В общем, не дергайся,
Не притворяйся,
Тем, кто ты есть,
Пред людьми оставайся.
Пакизар
Ты — золото средь меди, Пакизар,
Ты — редкий бриллиант, бесценный дар.
Я на тебя взглянул один лишь раз —
И безнадежно разум мой угас.
Стройна, легка, как на ветру пушок,
Лицом — смугла, горяч румянец щек.
Так манит рот каймою тонких губ,
И речь сладка, и голос твой не груб…
Струится мягко длинных кос река.
Изгиб ноздрей украсила серьга.
Ты — словно дева-лань средь взглядов-стрел,
Тебя ли Факие Тайран воспел?
Голубка, как мне справиться с бедой?
Страдаю я, безумец молодой!
Любовь к тебе — упряма и смела —
Меня на эту землю привела.
Горю, а ты, как видно, холодна.
Погубишь иль спасешь — лишь ты одна.
Врачу не исцелить сердечный жар.
И я безмолвно гибну, Пакизар!
Курдская донья
Сладкоустая, как мед,
Брови — соловья полет…
Я ищу тебя повсюду,
Тяжек стал разлуки гнет.
Ты — желанна, как рассвет.
Где же ты? Покоя нет!
Видно, ты, душа, забыла
Данный мне в ночи обет?
Как с несбывшейся мечтой,
Как с заоблачной луной,
В мыслях я с тобой общаюсь.
Отчего ты не со мной?
Ускользающая лань,
Сердца моего не рань,
Не таись в горах Мардина,
Рядышком со мною встань.
Ты — лучиста, как звезда,
Смех твой — райская вода.
И такой, как ты, красивой
Я не встречу никогда.
Где тот райский уголок,
Что укрыл тебя, дружок?
Мои очи ждать устали,
Сердце вянет, как цветок.
Донья курдская, приди,
Тесно пламени в груди.
Оцени мое терпенье
И любовью услади.
Прекрасный мир
Сад, вобравший аромат цветка,
А над садом — небо, облака,
Солнца золотистые бока —
Искренне люблю я.
Гор вершины и ущелий дно,
Там, на склоне, — снежное пятно,
Что вблизи и что удалено, —
Всей душой люблю я.
Соловья и пестрокрылых птах,
Колоски, поспевшие в полях,
И архара резвого в горах, —
Не таясь, люблю я.
Всей природе — пусть как мир стара, —
Пробудившись, радуюсь с утра!
Девушек, что расцвели вчера, —
Вновь и вновь люблю я.
Что еще? Речушки, родники,
Пастбища, зеленые дубки…
Родину — разлуке вопреки —
Навсегда люблю я!
Сердце матери
Сердце матери чувствует тонко
Каждый вздох, каждый трепет ребенка.
Даже если ты в дальней сторонке, —
Морем ляжет к твоим берегам.
Если мы огорчим его сами,
Запылает оно, словно пламя.
Но сгорит — не пожертвует нами,
Или слезы прольет, как родник.
Свет его — наш маяк среди ночи,
Вечно к нам обращенные очи,
С этим светом дороги короче,
Только б он невзначай не погас…
Если камень в ребенка кидают,
В сердце матери он попадает,
И тогда оно плачет, страдает —
Так любовь его к нам велика.
Если буду в военном походе —
Под броней и с оружьем на взводе —
Защищенный, уверенный вроде —
Сердце матери главный мой щит.
Тяжек матери труд, как сраженье,
Труд до полного изнеможенья…
Кроме ласки, любви, уваженья,
Нет цены, чтоб его оплатить.
Не забуду кончину твою
Лучина моя, лучинушка — мама милая,
Надежда моя и вера неугасимая, —
Твой образ живой с годами теперь не старится,
В душе моей светлый лик твой всегда останется…
Цветок ли сорву — не вынесу испытания,
Как будто тебя коснулось мое дыхание…
Огонь в очаге затеплится, разыграется,
Как будто меня дыханье твое касается…
В черты твои дорогие вгляжусь внимательно,
Ведь ты была для меня и отцом, и матерью,
Несла на плечах свой подвиг преодоления…
И жизнь без тебя, как жажда без утоления.
Мне пищу дадут, — ведь много на свете разного,
Что может наш вкус побаловать и порадовать, —
Но то, что мама моя для меня готовила,
Всех в мире прекрасных лакомств теперь бы стоило…
Цветы на лугу пленяют своими красками,
Шершавой щеки травинка коснется ласково…
Но трав и цветов нежнее и ароматнее —
Ко мне прикасались руки родимой матери.
На свете не счесть дорог, что давно исхожены,
А мать мне дала одну — но свою, несхожую.
Она материнским сердцем мне свято верила,
Я этой дорогой в жизни иду уверенно.
Но что же ты, мама, рано меня покинула,
Не родиной упокоена, а чужбиною.
Теперь уже не исполнится то желание —
Покой обрести не где-нибудь — в Курдистане.
Что взято судьбой — обратно попробуй вымоли.
Как будто бы из груди моей сердце вынули.
Утратившего желания, безголосого,
Потерянного и жалкого в мире бросили.
Земля родины
Милее жизни,
Дороже жизни —
Земля родная.
Зрачка дороже,
Богатства тоже —
Земля родная.
Не фрукты — сласти
Влекут, мне слаще
Земля родная.
Превыше чести,
Имен всех вместе —
Земля родная.
Теплее солнца,
Светлей оконца —
Земля родная.
Одна от века
Для человека —
Земля родная.
Среди угрюмых курдских скал
Среди угрюмых курдских скал
Я с трепетом листки с земли поднял.
Присев к костру, устроив здесь привал,
Прильнув к теплу, я с горечью читал:
«Был ранен я… И я устал,
Но кровью я стихи писал.
Прочтите, люди, кто сюда придёт
И кто стихи мои прощальные найдёт».
Торгуют курды весело, с приплясом.
Поют на все лады — и тенором, и басом.
Случись беда — рубаху могут снять,
Научат быстро с песней торговать.
Грязь по колено, вода —
Весной так бывает всегда.
Но солнце сверкает теплом,
И радостью полнится дом.
Весна пришла на склоны Курдистана.
Весна пришла на склоны Курдистана.
В отрогах гор вновь вспыхнули цветы.
Поёт народ о славе Оджалана,
О гордой поступи родившейся мечты.
В теченьи времени вся жизнь моя — мгновенье.
Но то мгновенье всем на удивленье
Я прожил так, что жар горит в крови —
Я счастлив был в сраженьях и любви.
Как горная лань среди скал Курдистана
Ты бродишь по склонам вершин.
И песни поёшь о судьбе партизана,
О прелести древних седин.
За дальним поворотом у высоких скал,
Я помню, дом ухоженный стоял.
В том доме для меня всегда был стол накрыт.
Теперь одна труба. И вовсе не дымит.
Мне раны о войне напоминают —
Я вижу бой в тяжёлом, жутком сне.
Мне мины душу снова разрывают,
Когда я слышу песни о войне.
Жду весну, как прекрасную даму,
Чтобы стихи ей свои почитать.
Разбередило старую рану,
Стало больно стихи мне писать.
Я вновь листаю курдскую тетрадь
И восхищаюсь мудростью народа —
Такая у людей мирская стать,
Их отличает гордая природа.
У горцев есть лихие мастера,
Что подкуют блоху не хуже русских.
Чеканка их заведомо хитра —
Видна рука умельцев курдских.
Перед друзьями хвастал мой отец
И говорил с достоинством, устало:
— Богато жил… Кормил своих овец.
И даже кошке что-то перепало!
Песня свободы
Средь мрачных ущелий и звёздных вершин,
Где вольный орёл пролетает,
Народ непокорный, народ-господин
Свободные песни слагает.
Летят эти песни от края до края,
Не зная конца и границ.
К свободе и счастью друзей призывая,
Тревожат устои столиц.
Их дети поют после боя от боли
И горя своих матерей,
От вечной нужды и безрадостной доли
Отцов, схоронивших друзей.
Но радостью светятся лица в улыбке
При звуках свирели в тиши.
Идут партизанской тропою не шибко
По воле сердец и души.
Не сломлена воля бойцов непокорных,
Их песню нельзя задушить.
В боях и походах народ закалённый
Нельзя запугать и убить.
В надгробьи курда эпитафия лежит,
Слова просты, но каждый звук кричит:
«Неприхотлив в одежде и еде —
Всю жизнь блуждал в обиде и беде».
Зайнаб Кинажди
Пред подвигом души я преклоняюсь,
А женщиной, конечно, восторгаюсь.
Но подвиг героической Зилан
В веках запомнит гордый Курдистан.
Ты на костёр губительный взошла,
Сама себя, не дрогнув, взорвала.
Пред силой духа враг затрепетал —
Такого мир не видел и не знал.
— Зайнаб Кинаджи, милая, скажи
И самое прекрасное на свете укажи.
— Конечно, жизнь и счастье по любви,
Но Родина в оковах и крови.
Поймёт ли кто души её порыв?
Услышит ли тот страшной силы взрыв?
А он гремит. И слышит Курдистан
Клич боевой прелестнейшей Зилан.
Курды хором поют
Курды хором поют на привале,
Грусть и стон в этой песне вначале.
Больно мне — я покинул свой край.
Ты меня на заре вспоминай.
Я покинул родные места,
Но скажу тебе: совесть чиста.
Я вернусь, я с победой вернусь,
Снова в ласке с тобой обнимусь.
Я с победой приду — только жди.
Жди и в жгучий мороз и в дожди.
На рассвете иль поздней порой
Стукну тихо в окошко рукой.
Я приду, я вернусь — только жди,
И прижму к своей жаркой груди.
Счастье наше с тобой впереди,
Путь мой в письмах моих проследи.
Не страшат меня тюрьмы и смерть —
Каждый может из нас умереть.
Но не вырвать из сердца мечту —
С Оджаланом я рядом иду.
Ты не спишь в этот сумрачный час,
Вспоминаешь с любовью о нас.
Теплота твоих ласковых глаз
Греет душу и сердце сейчас.
Разделяют нас горы и степь,
И обвалов скалистая крепь,
Но с тобой нас нельзя разлучить —
Курдистан буду вечно любить.
Ты не спишь в этот сумрачный час,
Вспоминаешь с любовью о нас.
Теплота твоих ласковых глаз
Греет душу и сердце сейчас.
Разделяют нас горы и степь,
И обвалов скалистая крепь,
Но с тобой нас нельзя разлучить —
Курдистан буду вечно любить.
Водоворот
Купалась девушка при лунном свете —
Совсем одна, средь быстрых волн речных,
То плавным лебедем скользила в струях,
То резвой рыбкой исчезала в них.
Вились колечки серебристой пены —
Спешили гибкий стан ее облечь,
Как черный шелк, расшитый жемчугами,
Густые волосы спадали с плеч.
Блестела кожа мраморным отливом,
Игривый смех носился вдоль реки.
Соперницей луны тайком любуясь,
Застыли ивы, стихли тростники.
Но слишком далеко, с волной играя,
Она, увлекшись, заплыла… И вот
Схватил ее и жадно, с грозным шумом
Стал втягивать тугой водоворот.
— Тону! Спасите! — руки простирая,
Она взывала… И на помощь ей
Случайный путник — юноша, зашедший
В рыбачий домик, бросился скорей.
В поток нырнул джигит,
Из черной глуби
Ей к берегу помог добраться он,
Девичий стан увидел в блеске лунном,
В лицо взглянул — и замер, восхищен!
*
Зачем в глаза с улыбкой ты взглянула —
Мне душу этот взор прожег огнем,
Зачем меня в водоворот безумья
Ты увлекла — и потопила в нем?
Все я забыл в потоке этой страсти:
Печаль и радость, дружбу и вражду,—
И впрямь русалкой, гибкой и коварной,
Ты оказалась на мою беду!
А помнишь ли, когда сама тонула,
Я руку протянул тебе — и спас!
Сказала ты «спасибо» мне, но душу
Стрелой пронзила своенравных глаз.
Теперь и я тону… Подай же руку,
Хоть искру милосердья прояви:
Спаси, спаси влюбленного — он гибнет
В водовороте колдовской любви!
Ноябрь 1943
Муса Джалиль
Увидел я сегодня раненую осень,
У нее не было ее обычной окраски из-за нанесенной ей тяжкой раны;
Я исторг пламенный вздох из сердца
И воскликнул: «О осень алая, словно дерево бакам,
Прибавь к своему цвету желтизну мою!»
(Мухаммад Али Слеман. «Раненая осень»)
Битва, смерть, сраженье,
Из крепостной стены торчат орудия,
Сыплются камни,
Летят стрелы и копья.
Головы друг другу срубают,
Кольчуги друг на друге раздирают.
………………
Трупы тысячами лежать остаются.
Наиболее патетично в поэме описание подвига курдских женщин:
Были там женщины — румяные, красивые,
Отважные и мужественные,
Нежные и храбрые.
…………………
Я проливаю о них слезы:
Такие стройные,
Выходят они из своих комнат,
Поднимают луки над головой.
КАЗАХСКИЙ БРАТ
Я — курд, а ты — козах, но твой язык —
Великого Абая и Джамбула.
Как лучик солнца в сердце мне проник
Струной домбры и песнями аула.
Язык страны, в которой я живу,
Назвал меня не пасынком, а сыном.
Здесь на казахском, курдском назову
Себя страны свободной гражданином!
КРАСАВИЦА — КУРДЯНКА
Красавиц видел я немало
В аулах горных, в городах,
Но та, что в сердце мне запала, —
Как роза в утренних садах.
О, взмах ресниц и взгляд парящий,
Бровей стремительный разлет!
Любви огонь животворящий
Растопит даже вечный лед.
Стекают с лебединой шеи
Косички струями дождя…
Тебя коснуться не посмею:
Ты и невеста, и дитя…
…Красавиц видел я немало
В аулах горных, в городах,
Но та, что в сердце мне запала,
Цветет на родине в садах…
ГАСАНЕХАДЖИСУЛЕЙМАН — поэт и писатель, главный редактор газеты «Курдистан». Он — автор повестей «Беда одного села», «В ущелье Зилан», поэм «Моя мать» и «Жизнь в борьбе», создатель самодеятельного курдского театра в селе Ащибулак Алматинской области.
АСТАНА
Народ — цветок. Цветы хранят
Лугов несхожих аромат.
Есть сад, собравший все цветы,
О, Казахстан мой, это — ты!
Родник прозрачный — Астана,
Ты в добрый час возрождена,
Чтоб жизнь нести, не иссякать.
Ты дорога мне, словно мать.
МОЙ КАЗАХСТАН
…Следом за мною ходила беда,
Род мой веками страдал.
Мог я остаться птенцом без гнезда, —
Брат мне пристанище дал.
Здесь я имею и кров, и друзей,
Мирное небо ценю.
Свет негасимый заботы твоей
В сердце сыновнем храню.
.. Как много видел мой народ
Несчастий, боли и печали,
Что в песнях и в стихах звучали
Из века в век, из года в год…
Я тем горжусь, что мой народ,
Песком рассыпанный по свету,
Лишенный суверенитета,
Народ, уставший от невзгод,
В саду искусства сам взрастил
Шедевры музыки и слова,
И, обретая силу снова,
Свой дух свободы возродил…
Водоворот
Купалась девушка при лунном свете —
Совсем одна, средь быстрых волн речных,
То плавным лебедем скользила в струях,
То резвой рыбкой исчезала в них.
Вились колечки серебристой пены —
Спешили гибкий стан ее облечь,
Как черный шелк, расшитый жемчугами,
Густые волосы спадали с плеч.
Блестела кожа мраморным отливом,
Игривый смех носился вдоль реки.
Соперницей луны тайком любуясь,
Застыли ивы, стихли тростники.
Но слишком далеко, с волной играя,
Она, увлекшись, заплыла… И вот
Схватил ее и жадно, с грозным шумом
Стал втягивать тугой водоворот.
— Тону! Спасите! — руки простирая,
Она взывала… И на помощь ей
Случайный путник — юноша, зашедший
В рыбачий домик, бросился скорей.
В поток нырнул джигит,
Из черной глуби
Ей к берегу помог добраться он,
Девичий стан увидел в блеске лунном,
В лицо взглянул — и замер, восхищен!
*
Зачем в глаза с улыбкой ты взглянула —
Мне душу этот взор прожег огнем,
Зачем меня в водоворот безумья
Ты увлекла — и потопила в нем?
Все я забыл в потоке этой страсти:
Печаль и радость, дружбу и вражду,—
И впрямь русалкой, гибкой и коварной,
Ты оказалась на мою беду!
А помнишь ли, когда сама тонула,
Я руку протянул тебе — и спас!
Сказала ты «спасибо» мне, но душу
Стрелой пронзила своенравных глаз.
Теперь и я тону… Подай же руку,
Хоть искру милосердья прояви:
Спаси, спаси влюбленного — он гибнет
В водовороте колдовской любви!
Ноябрь 1943
Муса Джалиль
В мечтах я иду по цветущим садам,
Где воздух живителен, словно бальзам,
Где сердце должно исцеленье найти.
Я этой мечты никогда не предам.
Взойдет ещё солнце, рассеет туман,
Свободной и равною станет меж стран
Земля моих предков, родная моя
Далекая Родина — мой Курдистан.
Т.Васильченко.
You must be logged in to post a comment Login
Leave a Reply
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.